Боевые роботы Пустоши. Дилогия
Шрифт:
«Ага. Жуткое старье. Сражение команд „Коматозник“ и „Тупоголовые Болваны“, расформированных еще лет двадцать назад. Собственно говоря, ты видишь запись последней битвы между ними. Потому что после нее команды просто перестали существовать. Если поднять материалы тех лет, то можно найти массу всяких статей на эту тему, к примеру, о том, как пилоты из этих команд терпеть не могли друг друга и, попав в финал „Волчьих Игрищ“, поклялись сражаться до тех пор, пока их не остановит смерть. Звучит как романтический бред с летальным исходом, но так все и вышло. Основной боезапас вот у этих самых вояк, которых ты видишь перед собой, вышел еще несколько минут назад, сейчас идет чисто механическая рубиловка с редкими огневыми оплеухами… Осталось уже недолго –
«Извини, Ухан, пора поговорить с Дедом».
Сбросив по Сети на лоцман старейшины приветствие – иначе сквозь этот грохот я бы его просто не дозвался, никаких голосовых связок не хватит, я оторвался от дверного проема и вступил в комнату.
«Дед, это я».
Следовало, конечно, обратиться «старейшина Хокинав», да только нашего главного старейшину не только родственники, а вообще весь народ Полтергейста давно называл только так – Дед. Тем самым отдавая дань уважения человеку, уже не меньше семидесяти лет бессменно и мудро руководившему Туманной Долиной – человеческой общиной на Полтергейсте, насчитывавшей по последней переписи сто двадцать семь тысяч «недозрелых, зрелых и перезрелых» душ – по личной терминологии Деда. Мой статус по его разумению застрял где-то между первой и второй категориями, так что вскоре мне предстояло окончательно «созреть», то бишь повзрослеть. Может быть, именно за этим я сюда и прибыл? Прямо нервничать начинаю, как подумаю, что он там для меня придумал, аж мурашки по коже…
Получив сообщение по Сети, старейшина Хокинав предпринял необходимые меры.
Голофонический объем записи свернулся и исчез, словно ветром сдуло, шум оборвался, и наступила благословенная тишина, а вместо арены проявилась задняя стена кабинета, завешенная мозаичным ковром с плавно меняющимся рисунком. Вот черт, и тут красовалась парочка роботов, один из которых приготовился свернуть башку противнику занесенной клешней с плазмопушкой. Ладно, эти хоть не шумят и не мельтешат перед глазами.
Кресло со старейшиной развернулось вокруг оси, предъявив привычное взгляду «содержимое» – седоволосого и седоусого, но еще физически крепкого старика ста двадцати лет от роду. Светлая майка и шорты не скрывали загорелых мускулистых рук и ног, жестким, выразительным рельефом которых трудно было не восхищаться. Я и сам уже несколько лет занимался «строительством» своего тела на тренажерах, но такого результата мне предстоит добиться еще не скоро. Правда, и этой забавной плеши, украшавшей макушку старейшины – весьма характерной для старожилов общины, чей возраст перевалил за вековую отметку, у меня тоже пока нет, так что еще имелось время «покачать» себя как следует.
– Наконец-то. Проходи, проходи, есть серьезный разговор, – спокойным низким голосом заговорил Дед. Он никогда не общался по лоцману с глазу на глаз, как это сейчас принято среди молодых да ранних, предпочитал разрабатывать голосовые связки, чтобы совсем не разучиться говорить. В этом вопросе я был с ним солидарен, да и беседа «по старинке» придавала разговору некий оттенок доверительности. Но иногда приходится идти на поводу нового поветрия, иначе приятели не поймут. А свой круг знакомств мне не менее важен, чем Деду – его привычки.
Из соседней комнаты шустро выкатилось еще одно кресло – обычное, неигровое, и остановилось возле меня. Я не преминул воспользоваться предложением и уселся, с удовольствием вытянув натруженные ходьбой ноги.
Снова ожила связь лоцмана:
«Хочешь, подкину идею? Все опять сводится к пресловутой „страшной тайне“, которой наша община владеет на этой планете. Дед снова решил поднять вопрос о защите национального достояния».
«Потом, Ухан. Не мешай, если еще не раздумал участвовать в беседе на правах зрителя».
– Я тебя вызвал вот зачем… – Дед умолк, внимательно изучая меня взглядом своих желтоватых, выцветших от возраста глаз. – Кстати, твой приятель Ухан, как обычно, с тобой на связи?
«Эй, не вздумай говорить ему об этом!»
«Если как-нибудь захочешь соврать Деду, сделай это самостоятельно».
– Вижу, вижу, на связи, все эти небольшие заминки…
Я кивнул, не собираясь отрицать.
– Отключи его. Не хочу, чтобы ты отвлекался на трепотню во время серьезного разговора.
«Черт!»
Это было последнее, что я услышал от Ухана, прежде чем оборвать связь. Ничего, перебьется. В крайнем случае позже прокручу ему запись лоцмана…
– И запись тоже выключи. Режим полного молчания.
«Черт!»
Это была уже моя мысль. Вы тоже это заметили? Иногда наши с Уханом мысли здорово совпадают по содержанию. Я мысленно выполнил требуемое, отключив все приемные радиопорты лоцмана. Снова кивнул.
Дед, удовлетворенный моей исполнительностью, откинулся на спинку кресла:
– Ты должен выполнить для общины серьезное задание. Совершить, так сказать, рейд в тыл противника.
– Рейд?
Из-за своего хобби старейшина Хокинав нередко употреблял военные словечки, а мне, когда он это делал, нравилось его поддразнивать своей кажущейся наивностью. Как и ожидалось, Хокинав не упустил случая поворчать:
– Сомаха, сколько раз тебе говорил…
Ну вот. Он все-таки это произнес. В этом месте я на минутку прервусь, так как Дед только что озвучил мое имя вслух, а происходит это нечасто. Всю сознательную жизнь отбиваюсь от насмешек со стороны сверстников, а иногда и близких приятелей, но ничего не поделаешь, Сомаха – это я. Такое вот полумужское, полуженское имя. Когда мои предки были на двадцать четыре года моложе – именно столько в этом году мне стукнуло, им взбрело в голову поковыряться в межпланетной инфосети в поисках подходящего имени для своего будущего отпрыска. Местные благородные имена с двухсотлетней закваской, традиционно принятые на Полтергейсте, особенно всякие там Голованы, Руконосы и Ухошлепы, почему-то перестали их устраивать. Когда по всем прогнозам до моего рождения оставался всего месяц, они не придумали ничего лучшего, как набросать список имен, имеющих хождение в других человеческих мирах. Получилось тридцать три имени – ровно столько дней наличествовало в первом из двух месяцев короткой весны Полтергейста.
А затем поставили список на «счетчик».
Я увидел свет двадцать третьего числа и автоматически получил имя под тем же номером. Лет в двенадцать, когда я уже был сыт по горло насмешками сверстников, я не вытерпел и высказал свои претензии отцу. Он грустно-прегрустно улыбнулся и рассказал мне историю происхождения моего имени. О том, как в ту пору они с мамой безумно любили друг друга и как этот романтический флер наложил отпечаток на их выбор. Собственно говоря, все инопланетные имена казались тогда моим родителям верхом совершенства, личным творением богини Эрато, покровительницы поэзии. А в заключение он сбросил на мой лоцман тот самый список имен, сохраненный для истории. Помню, когда я его прочитал, со мной случилась истерика. Я рухнул на пол и смеялся до слез, до спазмов в животе, смеялся так, что едва не задохнулся. Перепугал отца не на шутку. Но с тех пор я больше никогда не высказывал претензий родителям. Сомаха так Сомаха. Отличное имя. Замечательное имя. Куда лучше, чем могло бы быть… Дело в том, что имя Сомаха стояло как раз между Кондоном и Жопесом. Представьте, сколько было бы у меня друзей и сколько врагов с одним из этих двух имен. Иногда даже самые умные и замечательные родители совершают потрясающие глупости, особенно когда влюблены друг в друга по уши и находятся в плену своих эмоций…