Бог Боли
Шрифт:
Мне требуется все, чтобы не двигаться слишком сильно. Я пытаюсь сжать ноги вместе, чтобы создать хоть какое-то трение. Что-то, хоть что-то, но его безжалостная хватка на моем бедре запрещает мне это.
Моя голова откидывается назад, когда искры удовольствия распространяются от моего ядра по всему телу.
Он умело перекатывает мой клитор между большим и указательным пальцами в том же безумном темпе, что и трахает меня языком.
Мои бедра дергаются вперед, и я понимаю это только тогда, когда бешеный ритм его языка почти
Мощный оргазм омывает меня.
На этот раз он более отчаянный, такой абсолютно безумный по своей силе, что я удивляюсь, как не теряю сознание.
Мои веки опускаются, маскируясь ресницами, когда я пытаюсь заглушить свои бесстыдные стоны.
Голова Крейтона появляется между моих ног, и он шлепает по моей киске так безжалостно, что я вскрикиваю.
Удовольствие смешивается с болью, и я не знаю, от чего текут слезы — от первого или от второго.
— Разве я сказал, что ты можешь убрать руку со стола?
Я качаю головой, а он смотрит на меня.
— Нет, — бормочу я, когда моя потная ладонь снова ложится на стол.
— И каким, по моим словам, будет твое наказание?
— О.
— Это не ответ.
— Десять.
Пугающее возбуждение охватывает его черты при обещании наказать меня. Он получает удовольствие от осознания того, что причинит боль, что на моей плоти появится карта его рук.
— Начинай считать. — Его рука снова опускается на мою киску, и я вздрагиваю, задыхаясь.
Боль от его шлепков усиливается с каждым разом, доставляя минимальное удовольствие, достаточное для того, чтобы я захотела кончить, но недостаточное, чтобы позволить мне это сделать.
Он дикий, абсолютно безжалостный в исполнении своего наказания. Он не останавливается, когда я вскрикиваю, кричу или всхлипываю.
Особенно когда я рыдаю.
Мои слезы усиливают садистский блеск в его глазах, потребность в большем, большем и еще большем... большем.
Зверь.
Вот кто он сейчас, с его резкими чертами лица, челюстью и тонкими губами.
И контроль.
Он капает с него. Каждый раз, когда мои ноги подкашиваются или падают, он выпрямляет их обратно, чтобы я была в правильном положении.
И я в его распоряжении, чтобы он делал со мной все, что пожелает.
К тому времени, как он заканчивает, я плачу навзрыд. Моя киска словно горит, даже возбуждение покрывает мои бедра.
Крейтон отталкивается от стула и возвышается надо мной. Мои ноги все еще согнуты, все тело дрожит, а слезы покрывают мои щеки. Однако я не осмеливаюсь их вытереть — вдруг это доставит мне еще больше неприятностей.
Я все еще не понимаю, как это работает, но знаю, что, несмотря на боль и дискомфорт, меня необъяснимым образом тянет к нему.
Его рука тянется к моему лицу, холоднее моей разгоряченной щеки,
Он проводит большим пальцем под моими веками, скользя слезами по моей коже, а я тихонько фыркаю.
Чистый садизм сияет в его океанских глазах, казалось, уничтожая любые благородные чувства, которые он мог бы иметь.
— Мне нравится видеть твои слезы.
У меня перехватывает дыхание, и меня пробирает дрожь.
— Это... звучит нездорово.
— Я болен. Тебе следовало держаться подальше, пока у тебя был шанс.
Он снова проводит большим пальцем по моему лицу, темнота смещается, формируется и кипит на поверхности.
Я наблюдаю за ним с живым интересом.
Как и в тот раз, кажется, что всякий раз, когда он наказывает меня, что-то внутри него вырывается на поверхность.
Дерётся.
Кусается.
Бьет.
Как будто он... борется за контроль. Но против кого? И ради чего?
Словно подтверждая мои мысли, он засовывает руку в карман и отступает назад.
Он уходит.
Снова.
Я не могу избавиться от чувства опустошенности от дисфункциональности всего этого.
Но я не позволю ему вот так бросить меня. Мне нужен был выход, который он предложил, но он не дал мне его принять.
Самое меньшее, что он может сделать, это относиться ко мне так, будто я имею значение.
Я спустила ноги со стола и покачнулась.
— Найду ли я на этот раз в почтовом ящике мазь для больной киски?
Он останавливается в нескольких шагах от двери и поворачивается ко мне, его глаза сузились.
— Не будь плаксой.
— Не будь придурком. Я не секс-кукла, которую ты используешь и выбрасываешь.
— Нет, это не так. Я тебя еще не трахал.
Моя шея и щеки пылают, но я продолжаю:
— Или окажи мне уважение, которого я заслуживаю, или отпусти меня.
— Я сказал тебе, что уже слишком поздно тебя отпускать.
— Тогда ответ прост.
Он поднимает бровь.
— Я серьезно, Крейтон. Если ты думаешь, что я блефую, попробуй. Я пойду на фальшивое свидание с Брэндоном. Только убедись, что ты потом не пожалеешь об этом, потому что в романтических романах есть троп, который называется «фальшивое свидание», и оно всегда перерастает в настоящие отношения.
Его брови опускаются, а глаза сужаются, когда его холодный голос звенит в воздухе.
— Не будет никаких свиданий с Брэндоном, фальшивых или нет.
— Тогда дай мне то, что я хочу.
— И чего же ты хочешь, little purple?
Я спрыгиваю со стола и, черт возьми, я полностью переоценила свои способности, потому что моя киска пульсирует как сумасшедшая.
Крейтон, должно быть, тоже видит изменения на моем лице, потому что его потемневший взгляд скользит по моей теперь уже прикрытой киске, прежде чем его глаза наконец встречаются с моими.