Бог из машины

Астахова Людмила Викторовна

Вставай, Проклятьем заклейменный…

Рэйберт эрн Фрэнген,

командир диверсионной группы Экспедиционного корпуса

Все шло не так!

Эрн Фрэнген аккуратно свернул и убрал карту, откинулся спиной на слежавшееся прошлогоднее сено, надвинул фуражку на глаза и принялся жевать соломинку. Курить хотелось отчаянно, но кто же в своем уме станет попыхивать трубкой в полной пересохшего сена риге? Не говоря уж о том, что табачный дым – это отличный способ оповестить о своем присутствии всех окрестных идберранских вояк, каковых в округе собралось немало. Пограничную реку Ирати, разделявшую Свободную Республику Идбер и земли вновь образованного и еще никем, кроме Ролэнси, не признанного Княжества Файрист, Экспедиционный корпус покамест не переходил. Эрн Рэймси, блокировав Старую и Новую Амалерские дороги, очень демонстративно разместил свои немногочисленные, но зубастые батальоны и батареи на эскизарском берегу Ирати и всячески трепал нервы конфедератам. То маневры затеет, то показательные стрельбы (холостыми)

для союзников, а то и вовсе офицерский пикник с дамами из двух ближайших городков – прямо на крутом бережку пограничной реки. Идберранцы, натурально, нервничали, но на ролфийские провокации не поддавались, прекрасно понимая – Рэймси тянет время. Но помешать «Ядреному Эвейну» в его планах ничем не могли. Переходить Ирати при таких условиях для войск Идбера было откровенным самоубийством. И хотя Республика и поставила под ружье всех, кого смогла загнать под свои черно-синие знамена, сил на то, чтобы бдительно стеречь границу по всей ее протяженности, у идберранцев не хватало. Чем и воспользовалась группа Фрэнгена. Крюк, конечно, пришлось сделать изрядный, и без приключений не обошлось. Зато в стремительном ночном бою, точнее сказать – ночной резне, учиненной ролфийскими диверсантами в полевом лагере идберранских ополченцев, Фрэнген со товарищи разжились трофейной формой нового образца и теперь хоть издалека и в темноте, но могли попытаться сойти за «своих», буде им не повезет наткнуться на патруль. Но вот до Ициара оставался всего один переход, а ролфи все еще везло. Пятнадцать вооруженных до зубов человек в мундирах с чужого плеча – это, конечно, не иголка в стогу… пр-роклятое сено!.. – но при известной сноровке и они могут стать почти невидимыми.

До безлунной темной ночи – лучшей подруги всех разведчиков и диверсантов – оставалось еще часов пять, а спать уже не хотелось, и капитан Фрэнген получил замечательную возможность просто спокойно и со вкусом подумать. Размеренно, отвлеченно даже – поразмыслить о будущем и припомнить, как именно он из майора и коменданта превратился в капитана и диверсанта. Благодарить за эту перемену в судьбе бывшего командира гарнизона форта Логан следовало, конечно же, болтливую, как все бабье племя, эрну Кэдвен. Девка оказалась не просто дурой, а дурой, бойкой на язык. Эрн Рэйберт, разумеется, в свои годы уже достаточно хорошо научился складывать два и два, чтоб различить прямую связь между благосклонностью лорда Конри к дочери опального предателя Сэйварда и внезапной инспекторской проверкой в его, Фрэнгена, форте. Проверкой, имевшей только одну цель – выявить комендантские грехи (а у какого коменданта их нет, скажите на милость?) и под барабанный бой отконвоировать эрна Фрэнгена на гауптвахту, дабы предать суду военного трибунала… Впрочем, его почти добровольная отставка с понижением в чине Конри тоже устроила. Воистину дочка Сэйварда отрастила себе неплохие сиськи, но отсутствие мозгов у нее оказалось наследственное. Мало того что сама попалась на зубок к Конри, так еще и Фрэнгена за собой утянула. Дура. Есть женщины, которым следует открывать рот только для одной цели, и Грэйн эрн-Кэдвен – из таких.

Рэйберту эрн-Фрэнгену было почти до слез жалко своего сырого промозглого форта Логан, своего кабинета и любимого кресла, своего налаженного хозяйства и даже этого стада истеричных баб, которые считались его подчиненными. И свиней, кстати, тоже. Там, в Логгэнси, он был на своем месте, похоронив амбиции под гранитными плитами бастионов, зарыв честолюбие в самом глубоком из казематов. Именно то соотношение власти и ответственности, которое его вполне устраивало. И все пошло прахом под совиный хвост по милости этой грудастой дурищи! Ляжки Глэнны, да один годовалый боров из комендантского свинарника был ему дороже, чем десяток таких девиц! Покамест Локка берегла эрну Кэдвен от встречи с бывшим командиром, но если им суждено столкнуться, тогда… «Придется объяснить тебе, девка, где твое место. И для чего тебе такой длинный болтливый язычок. И сука-Конри тебе не поможет, будь уверена».

Мсти тому, кто ближе. Справедливостью в этом древнем правиле и не пахло, однако предки рассудили мудро. Если твоя собственная жизнь пошла наперекосяк, а до истинного виновника при всем желании не дотянуться… Не себя же самого, в конце-то концов, теперь обвинять Рэйберту эрн-Фрэнгену? А уж Грэйн эрна Кэдвен была все-таки более досягаема для возмездия, чем Рэналд эрн Конри. Ей и отвечать.

Теперь придется выслуживаться снова, благо война предоставила для этого отличную возможность. Выслужиться – и найти способ достать владетельницу Кэдвен. В старые времена такие проблемы решались просто – собрать десяток вассалов да и предать огню поместье соседки, тем более что от холмов Фрэнгена до яблонь Кэдвена не так уж и далеко: Конрэнт – остров небольшой. Поместье – сжечь, а хозяйку – повесить на воротах усадьбы. Да много чего можно было бы придумать еще лет триста назад! К примеру, скальп содрать с еще живой. Вот это было бы дело! Но… Бешенство бешенством, а времена уже не те. Слишком много воли Вилдайр Эмрис дал бабам, вот в чем корень зла. Сестру-посвященную уже не оттрахаешь и не бросишь потом собакам с распоротым животом и завернутой на голову юбкой. Сестру-посвященную разве что в Круг Чести можно вызвать. Тоже, кстати, вариант. А потом, если жива останется…

Сладкие мечтания о мести прервались сами собой, когда он осознал вдруг, что сводятся эти мечты в общем-то к одному – накрутить косу Грэйн эрн-Кэдвен на кулак и завалить девку вот в этакое сено. Тьфу. Сотню раз ведь мог проделать такое, там, в форте – попищала бы немного и сломалась. А теперь –

нет, теперь поздно. «Я ведь берег тебя, дура, ковал тебя и закалял, чтобы научилась выживать, чтобы стала сильной и злой, хорошей волчицей. А ты, глупая сучка, раздвигаешь теперь ноги для Конри. Еще и хвостом, небось, виляешь, выпрашивая подачки!» Вот что обидней всего – ошибся, просчитался, не разглядел. Кровь гордого и верного простака-Сэйварда выродилась… вот в это. В шлюху, нацепившую мундир. Даже думать противно о том, чтобы ее увидеть, не то что прикоснуться.

«Пожалуй, я попросту вызову тебя и пристрелю в Круге, шавка, – хмуро подумал Фрэнген, поднимаясь и стряхивая с идберранской куртки соломинки. – Дай только срок управиться в этом Ициаре – и я тебя найду, Грэйн эрна Кэдвен. И пристрелю безжалостно. С такими, как ты и Конри, церемониться нельзя. Вы друг друга стоите, но первой все-таки будешь ты».

Херевард Оро

Так бывает. Стоит перед тобой ребеночек самого что ни на есть нежного возраста. Щечки румяные, круглые, пухлость в руках и ногах еще какая-то младенческая, но из глаз – золотисто-медовых и ясных – глядит на тебя вечный непримиримый враг. Нет! Не так! А вот как – ВРАГ! И сами по себе пальцы сжимаются в кулаки, а ногти вонзаются в ладони. И хочется ударить, а еще лучше – одним движением свернуть тоненькую шейку, загодя избавив и себя, и остальных от беды. И никто не знает об этом, кроме тебя, и не узнает, пока не сбудется мгновенное прозрение. А оно сбудется! Обязательно, непременно, необратимо. Словно тугая пружина свернута в детском тельце, и только отсвет ее стали на дне диллайнских ярких глаз. Жаль, тогда не хватило знаний, чтобы навсегда обратить маленького Эска в Веру, да, если честно, не до птенчика в то время было Эсмонд-Кругу, совсем не до него. Годы Великого Раздора, гражданская война и череда покушений на императора притупили Херевардову бдительность. Теперь остается лишь локти кусать о тех временах…

Пять годиков всего маленькому Аластарчику, кроха совсем. Мамки-няньки души в птенчике не чают. Как же! Чистейшей крови княжич, первенец, наследник древнейшего рода!

Нас-с-следничек! Прежде всего, своего деда – своевольного, вероломного и непокоренного Арайна Эска, который при всех публично отказался от Предвечного, плюнул на алтарь и проклял нового бога именем Меллинтан.

Прилюдно и открыто харкнул, словно какой-нибудь портовый грузчик, а не уважаемый жрец. А потом еще и ругнулся самыми грязными словами. Но не смогли ничего сделать оплеванные адепты Предвечного великому волшебнику диллайн, не брали его разящие молнии и прочая смертоубийственная магия. То унижение Херевард помнил всегда и злость затаил на всех Эсков смертельную, хотя никогда не признавался в этом постыдном для высшего эсмонда чувстве.

Так что, можно сказать, ненависть к Аластару Эску пронесена Херевардом Оро через столетия в незамутненном виде – золотисто-коричневая, сладкая, приторная и прозрачная, как гречишный мед. И месть оказалась почти целительна, она как бальзам пролилась на старую гноящуюся рану в душе Хереварда.

Мальчишка Аластар подвернулся под руку так… вовремя. Оказался он жестоким гордецом, мнящим о себе столь высоко, что, наверное, у половины его знакомцев нога сама тянулась подставить подножку. Просто так! Чтобы этот породистый нос хоть разок соприкоснулся с землей. О, как приятно было сломать его волю тогда, в первый раз – принудить, скрутить и заставить сделать то, что угодно Эсмонд-Кругу, превратить в племенное животное. А потом двести лет наблюдать за тлеющим огоньком в глубине ненавистных, унаследованных от Арайна, глаз. Отомстить внуку врага тоже очень приятно.

Каждый раз, тонко, почти изысканно унизив Аластара, Херевард хотел издать боевой клич и крикнуть: «Слышишь, Арайн, я вытираю ноги об твою кровь и плоть! Я все-таки сильнее! И твоя… богиня ничего мне сделать не может».

А она и не стала ничего делать, она просто не давала никому вмешаться в поединок между Херевардом и Аластаром в Тонком мире. Она не оставила в беде птенчика Арайновского, как помешала вонзить когти в спину ролфийской волчицы тогда, четыре года назад в Локэрни.

От этих воспоминаний у эсмонда сразу же начинало болеть в груди, там, куда пришелся удар стальных когтей Огненной Совы. Даже шрам остался, но не на коже, а прямо на сердце. И он болел все время, пока длился безумный бой с Аластаром, и потом, пока Херевард приходил в себя и выздоравливал. Конечно, Предвечный помог своему верному предстоятелю, влив в жилы Силу. Но стоило только вернуться из небытия в мир сущий, как тот не замедлил напомнить Благословенному Святому, что он отнюдь не всесилен. Существует еще Атэлмар Восьмой и ленивое стадо его лизоблюдов, полный курятник визгливых аннис, упертые военачальники, разобиженные на весь мир, наглые воры-казначеи и остальные безмозглые полукровки всех мастей.

А тут Аластар Эск возьми и объяви об отделении восьми северных графств и запрете веры в Предвечного. Бац! Получите Княжество Файрист, милейшие эсмонды! Пшел вон, Предвечный!

Ох, что тут началось… А что началось? Ничего особенного. Его императорское величество что-то там обиженно блеяло, нервно топало ножкой и требовало навести порядок. Сейчас! Немедленно! Оно брызгало слюной и фыркало, оно выпячивало подбородок и надувало губу. Оно, вишь ли, приказывало Благословенному Святому.

А Херевард Оро слушал и думал: «А почему, собственно? Почему Эсмонд-Круг всегда оставался в тени, хотя все ниточки были в их руках? Ну почему? Ради чего мы должны прикидываться, будто безропотно исполняем приказы этого ничтожества – карманного императора уже не существующей Империи Синтаф?»