Бог любит Одессу

В Киеве Олесь вышел из здания по улице Владимирская, 33 [1] и пошел в сторону Софии. Отец стоял на углу и с особым интересом рассматривал серый камень, которым было облицовано здание и его колонны.

– Ты как первый раз все это видишь? – сказал Олесь после приветствия.

– В некотором смысле да. Когда я тут работал, мне было не до этого, – ответил отец.

Он был одет не по-летнему, в коричневом костюме, брюках с манжетами

– Поговорим здесь? – спросил Олесь.

– Нет, пойдем, прогуляемся, – ответил отец.

Олесь хотел перейти улицу, но отец его остановил.

– Мы пойдем не к Софии, а к Богдану [2] .

– А я думал, поведешь меня к скверу, где ты делал маме предложение.

Отец промолчал. И сын понял, что переборщил с остротами и намеками.

Они перешли улицу, немного пройдя дальше, постояли у памятника Богдану Хмельницкому. Затем двинулись к Михайловскому собору.

Отец молчал, как и Олесь.

Миновав собор, вышли на Владимирскую горку.

– Хотел показать тебе Киев, – сказал отец, – но за деревьями его плохо видно.

– Красивый пейзаж открывается отсюда только поздней осенью, когда вся листва опадает.

– Так, так, – ответил отец и оживился, – ты и это помнишь?

– Нет, – ответил Олесь, – просто я тут сейчас чаще бываю, чем ты.

– А-а, – неопределенно протянул отец.

– Ты любил водить меня в детстве в беседку.

– Вот туда мы и идем, посидим, поговорим.

Они подошли к беседке.

– Закрой глаза, – сказал отец.

– Зачем?

– Потом скажу.

Олесь закрыл глаза.

– Сколько там ступенек.

– Пять, – немного подумав, ответил Олесь.

– Шесть, – произнес отец, – раньше ты всегда их считал.

– Па, это было давно, еще когда учился считать и считал все подряд.

– Да, но я думал, что ты помнишь. У тебя должна быть фотографическая память.

– Ты же знаешь, это все байки о том, что у разведчиков фотографическая память. На самом деле все иначе. Человеческая память избирательна, она запоминает то, что нужно для выживания или когда ты вобьешь в нее то, что считаешь нужным. У нас в вузе был препод, он мог мгновенно актуализировать память всех в аудитории простым обещанием принять завтра зачет по той теме, которую мы сегодня разбираем на семинаре. И у всех память мгновенно улучшалась…

– Сравнил тоже, – ответил отец, – хотя это неплохой способ актуализации.

Они уселись на лавку.

– Ты догадываешься, зачем я тебя сюда привел?

– Да.

– А ты не хочешь спросить меня, почему та секретная миссия, что тебе поручается, стала мне известна?

– Нет.

– Почему?

– Потому, что ты сам мне об

В это время к беседке подошла группа иностранцев, переводчица рассказывала им о Крещении Руси, время от времени указывая вниз на видневшуюся среди листвы спину Владимира Крестителя.

– Китайцы, – констатировал отец.

– Тебе лучше знать, я, в отличие от тебя, не могу отличить китайца от корейца или японца.

– Да, – ответил отец, – у нас были другие масштабы и другие визави.

– Что делать, – ответил Олесь, – те времена ушли в прошлое.

– Нам не дадут договорить, – сказал отец и поднялся со скамейки, – пойдем.

Они прошли вдоль перил Владимирской горки и стали спускаться вниз к бывшему музею Ленина.

– Ты знаешь, как называлось это здание в советские времена, – спросил отец.

– Да, киевским тортом.

– Правильно.

– Отец, перестань меня экзаменовать. Я уже понимаю, что ты знаешь о моей командировке, хотя она законспирирована, как мне сказали начальники на три раза.

Участок Крещатика до улицы Учительской они прошли молча. Свернули на Банковую.

– Мы идем в резиденцию? – спросил Олесь.

– Нет, к домику с химерами.

– Я понимаю, ты обеспокоен моей командировкой. Но не придавай ей большого значения. Это же не за кордон, а в пределах Украины… Так стоило ли водить меня по местам твоей боевой славы, чтобы съездить на неделю полторы в некий город и вернутся.

– Самое поразительное, что я – отставник, не имеющий возможности входить в здание СБУ, знаю, в чем твое задание и куда ты направляешься. Тебя это не удивляет?

– Ты это к чему?

– К тому, что его могут знать и другие, не только твое начальство.

– Не бери в голову, это задание учебное.

– Э, не скажи, конечно, и в советские времена такие штучки делали, но о них далее бюро обкома партии информация не выходила. Причем в любом случае, и если удавалось провести операцию, и если не удавалось. Хотя такое случалось довольно редко, все же в тайной деятельности одиночки работают эффективнее, чем система.

– Что же изменилось на сегодня?

– Многое. Если раньше те, кто выигрывал, получали благодарности, а проигравшие их просто не получали, то теперь игры идут реальные. На носу выборы. И акция, которую ты считаешь учебной, может быть использована одной стороной против другой. И я не хотел бы, чтобы тебе свернули там шею, несмотря на твои разряды по каратэ. Думаю, тебя уже сдали с потрохами и в Одессе ждут, чтобы взять под белые ручки, а если ты будешь артачиться, еще и уроют.

– Каким образом?

– Дадут обрезком трубы по загривку, жить будешь, но со службой придется расстаться.

– Мрачные перспективы.

– Зато реальные.

– И ты не даешь мне шанса?

Но отец продолжал, пропустив мимо его ироничное высказывание.

– Но еще хуже, если ты сделаешь это и не сможешь быстро уйти оттуда. Ребята могут и похоронить тебя. Причем сделают это они не своими руками, а руками одесских жуков.

– Батя, ты преувеличиваешь.

– Нет, скорее всего, преуменьшаю, поскольку игра идет на большие деньги.