Бог любит Одессу
Шрифт:
– Но я-то к ним никакого отношения не имею.
– Это ты так считаешь.
– Хорошо, пусть будет так. Что же мне делать?
– Выполнять поставленную задачу, но с определенным процентом корректировки. Во-первых, ты поедешь в Одессу не из Киева, а из другого места, даже я не буду знать. Лучше, чтобы ты въехал на Украину, тьфу, в Украину из-за границы.
– Хорошо.
– Во-вторых, установочные данные, под которыми ты выступаешь, конечно, уже засвечены, я подготовил тебе паспорт на другую фамилию. И, наконец, объект для диверсии
Павел Алексеевич Насокин, мужчина в возрасте чуть за пятьдесят, сел в поезд Москва-Одесса. Несмотря на летний сезон, вагон был полупуст, а в купе, кроме Насокина, больше никого не было.
Поезд тронулся, проводник взял билет у мужчины, намекнул, что курить можно только в рабочем тамбуре, и исчез, оставив пассажира одного. Он тоже вышел в коридор и стал смотреть в окно. Какая-то дама в больших роговых очках, переодевшись в тренировочный костюм, тоже покинула свое купе и остановилась возле окна, с любопытством осмотревшись, остановила свой взгляд на Насокине. Впрочем, это было неудивительно.
Павел Алексеевич имел прекрасную для своего возраста фигуру, пышную шевелюру, которой почти не коснулась седина, и благородную осанку, отличавшую работников умственного труда от работников труда других видов, так, во всяком случае, он сам полагал. А еще Павел Алексеевич считал себя счастливым человеком. В свои пятьдесят два он сумел прожить две жизни. Разумеется, они имели прочные профессиональные основания, поскольку до начала девяностых он преподавал научный коммунизм, а потом стал политологом.
Но если в первой жизни он был достаточно устойчив, поскольку основывалась она на знании трех источников и трех составных частях марксизма, то с политологией было сложнее. При всех регалиях кандидата философских наук и доцента, предмета политологии он до сих пор не понимал.
Старая жизнь его закончилась в девяносто первом. Но без работы Павел Алексеевич оставался недолго. Буквально через год его нашел бывший однокурсник по институту Семеновский и пригласил на кафедру политологии в коммерческий вуз.
– А как он называется? – спросил Павел Алексеевич.
– Да какая тебе разница. У вуза еще нет названия.
– А какова его специфика?
– Ковать кадры развитому капитализму.
– Но я не специалист по политологии!..
– Значит, ты должен стать им, иначе…
– Что?
– Иначе ты останешься без куска хлеба.
Против такого аргумента трудно было что-либо возразить.
И Павел Алексеевич с ним согласился.
Гуманитарное образование и переориентация на общечеловеческие ценности помогли ему относительно легко начать новую жизнь.
Однако той устойчивости и уверенности в правоте своего дела, какие имел ранее, Павел Алексеевич так и не приобрел. То ли категориальный аппарат новой дисциплины еще не сложился, то ли предмет ее был настолько широк, что являл собой некую бочку, в которую создатели одновременно впихнули государствоведение, психологию
Однажды на семинаре один из студентов сказал, что политология – искусственно созданная дисциплина.
Павел Алексеевич, как человек поднаторевший в научных и околонаучных спорах, тут же перевел стрелки на говорившего.
– Прошу, – сказал он, – вам и карты в руки. Представьте, будто вы создатель этой дисциплины. В чем вы видите ее предмет?
Однако студент оказался думающим.
– Если речь идет о политологии, то это – учение о политике. А сама политика есть деятельность по защите собственных интересов. У нее нет предмета, то есть того, что должно изучаться как некая сфера, в которой исследователь или исследователи пытаются выявить уж если не законы, то некие закономерности. Отсюда политология – набор действий, которые могут осуществляться для достижения одной цели – прихода к власти и удержания ее.
Такого оригинального подхода к дисциплине от студента Павел Алексеевич не ожидал. Но самое удивительное было то, что, мастерски спустив полемику на тормозах, Насокин, мысленно с ним согласился. И, продолжая читать лекции по политологии, стал больше интересоваться другим – геополитикой.
Это не прошло незамеченным мимо заведующего кафедрой Семеновского.
– Вот и прекрасно, – сказал он, – наконец-то у нас появился человек, который будет заниматься евроинтеграцией.
Какое отношение имела евроинтеграция к геополитике, Семеновский не объяснил, но тут же добавил, что Украина в этом направлении ушла далеко вперед, и пообещал Насокину выписать командировку для изучения опыта «славянской соседки».
Насокин уже мысленно видел себя гуляющим по Крещатику, но то ли связей Семеновского не хватило, то ли сработали другие причины, командировку ему выписали не в Академию управления в Киев, а в Институт государственного управления, который находился в Одессе.
Впрочем, сам Семеновский объяснил это тем, что именно в этом институте открылась первая в Украине кафедра евроинтеграции.
Чтобы не ударить в грязь лицом перед коллегами из Одесского института Павел Алексеевич прочитал все, что имело отношение к евроинтеграции, и нашел, что это понятие существует в трех ипостасях. Сие его порадовало, возможно, своей близостью к трем составным частям марксизма.
Под евроинтеграцией часть ученых понимала взаимодействие на правительственном уровне, которое приводит к унификации многих сфер деятельности. Другая полагала, что интеграция лежит в коммуникативной сфере и представляет собой образование новых социальных общностей, третьи считали, что это процесс, который приведет, наконец, к созданию многоуровневой системы управления в рамках единой Европы.
Однако были и четвертые, считавшие, что евроинтеграция – это очередная уловка продвинутых в манипулятивных технологиях, так называемых рыночных государств для завоевания ресурса государств-конкурентов под благовидным предлогом.