Бог войны

Стовер Мэтью Вудринг

— Ну что, поможешь пожилому человеку или так и будешь пялиться?

Кратос не спускал с него удивленного взгляда. Как мог смертный, что уж говорить о древнем старце, вырыть яму прямо в скале?

— Ну же?! — рявкнул дед. — Неужто Спартанский Призрак испугался? Разве ты не видишь, что я старше, чем пыль в бороде у титана?

Убрав мечи, Кратос протянул руку — старик, казалось, не весил ровным счетом ничего.

— Ты меня знаешь?

— Конечно знаю. У тебя парные клинки и белая, как луна, кожа! Ты тот самый парень. А раз так,

то, может, Афины и выстоят! — засмеялся могильщик. — Но будь осторожен, не хочу, чтобы ты помер до того, как я закончу рыть яму.

— А зачем рыть могилу в разгар битвы? Для кого она?

— Для тебя, сынок! — И старик окинул взором Кратоса с бритой головы до подошв сандалий. — Ох, сколько еще копать! Узнаешь все в свое время. А когда будет казаться, что битва проиграна, я помогу тебе, Кратос.

— Оракул, — произнес спартанец. — Ты ее видел? Ее схватили гарпии.

— Ой, точно, я видел ее. — Могильщик поднял лопату и воткнул ее в землю с неожиданной силой. — Я бы мог тебе много чего порассказать о ней, но я еще не выжил из ума.

— Мне нужно лишь узнать, куда ее несут. — Кратос подумал, что если бы этот старик и в самом деле выжил из ума, их разговор уже давно закончился бы.

Могильщик повернулся лицом к Спартанскому Призраку, в глазах плясали огни афинских пожаров, а голос утратил даже намек на старческое дребезжание.

— Куда, спрашиваешь, ее несут гарпии? — презрительно переспросил он. — Разве ты не знаешь самого главного о гарпиях?

— Я знаю, как их уничтожить.

— Это, сынок, самое последнее, что надо знать о гарпиях! Главное — то, что они любят питаться там же, где убивают. И еще: для ночлега они выбирают места повыше!

И могильщик расхохотался, запрокинув голову. Кратос гневно посмотрел на него; тогда старик замолчал, отвернулся и устремил взор на разбитую крышу храма. И тут спартанец услышал вопли гарпии и женские крики…

Выхватив клинки, он бросился обратно в храм, но сразу поскользнулся в луже крови и проехался по холодному мраморному полу на одном колене. Высоко над ним, всего на один-два яруса ниже самой верхней точки храма, ссорились две гарпии. Одна хотела унести оракула в какое-нибудь безопасное место, где можно было бы насладиться обедом, не опасаясь клинков Хаоса. Другая же, по-видимому, решила пренебречь формальностями и съесть женщину прямо здесь.

Жрица отбивалась, насколько хватало ее человеческих сил и воли: молотила тварей кулаками, рвалась из когтей, глубоко вонзенных ей в плечи. Гарпии не оставались в долгу, и по груди, по бокам женщины, а затем с пальцев ног заструилась кровь. Жрица стала слабеть.

Кратос опустил мечи в ножны. Единственным оружием, эффективным в этих условиях, была молния. Если попадет, она сожжет всех троих, а если промахнется… Но это вряд ли. Хотя, может быть, ему бы и стоило промахнуться, но с умом.

Снова ощутив в руке твердую молнию, Кратос запустил ее. Снаряд пролетел в локте от гарпий, изрядно их напугав, и ударил

в балкон, который находился точно над ними. Куски белого мрамора посыпались на тварей, и те, смекнув, что блюдо им не по зубам, свернули дискуссию, отпустили оракула и громко захлопали крыльями в поисках укрытия. Мгновенно оценив скорость, с которой женщина падала, Кратос понял, что у него есть время еще на один выстрел, которым в следующий миг он и превратил обеих гарпий в дымящиеся куски мяса. Затем бросился туда, куда должна была упасть жрица. Но не упала.

— Помоги мне! — Женщина держалась за канат, свисавший с подъемного механизма на крыше храма.

То ли Аресовым греческим огнем, то ли молнией самого Кратоса что-то в нем было повреждено, и она могла в любую секунду упасть на храмовый двор, пролетев перед этим десятки локтей. Хуже того, канат беспорядочно раскачивался, грозя сбросить оракула. Спартанец понимал, что в этом случае вся его сила не будет стоить уже ничего. Он оглядел двор в поисках чего-нибудь, что позволило бы подобраться к ней поближе, — годился только покосившийся деревянный сарай, почти доходивший до верхнего яруса.

— Кратос, спаси меня! Скорее же! — кричала женщина.

«Сейчас или никогда», — пронеслось в голове у Кратоса.

Он постарался запрыгнуть как можно выше на статую. Мягкий мрамор не зря полюбился скульпторам; именно его податливость оказалась решающим свойством и теперь, когда Кратосу потребовалось подняться наверх. Снова и снова в мраморные ноги богини вонзались клинки Хаоса — достаточно глубоко, чтобы он мог, цепляясь ими, как крючьями, забираться все выше. Когда же спартанец выдергивал меч, в месте удара оставалось удобное углубление для его ступни. Таким способом он в считаные секунды добрался до подноса с дарами, который богиня держала в руках.

— Кратос! Я больше не могу!

— И не надо. — Спартанец в три шага разогнался и, оттолкнувшись от самого края подноса, прыгнул.

В последний момент канат качнулся в его сторону, и Кратос врезался плечом в женщину, словно в противника по панкратиону. От удара она разжала пальцы, и оба полетели вниз. Тогда спартанец одной рукой обхватил ее тонкую талию, другой вцепился в канат — какой-то миг ему казалось, что они спасены. Но тут веревка стала выскальзывать из катушки.

Кратос, крякнув, сильно дернул так, чтобы вверх пошла волна — канат соскочил с катушки, зацепился за крюк, и их закачало, как на маятнике. Мало-помалу ослабляя захват, спартанец соскользнул вместе с ношей. Когда оба уже стояли на твердом полу, он отпустил жрицу.

— Кратос! — сказала та, пристально глядя на него. — Все случилось, как и предсказала Афина. Но ты опоздал, возможно, тебе уже не спасти город. — Она подошла к нему почти вплотную, встала на носки и приложила теплые ладони к его вискам. Кратос попытался вырваться, но не мог: ее руки неожиданно оказались сильны. — Постой, разве ты не для спасения Афин явился?