Богатая наследница
Шрифт:
– Чего же я ей скажу? Зачем мне его адрес? Чего придумать-то... Пролепетала совсем убитая Надюшка.
– Да, вот, что придумать?
– Издевательски спросил Паша, вот, что? Ну-ка, попробуй пошевели мозгами, если они у тебя ещё остались.
Он что-то смешное вдруг вспомнил и смеясь, сказал, - конечно, с мозгами у тебя напряг. Ты хоть знаешь, с кем у писателя гуляла?
Паша прямо-таки давился от смеха.
– С голубым! Это все знают, Клим сказал! Нашла!..
– Паша валялся от хохота, а Надюшка стояла оплеванная и униженная.
... Вот почему Юрий Николаевич какой-то
От обиды перехватило дыхание и горючие слезы зарождались уже где-то совсем близко от глаз.
... Врут они все, подумала она. Но в том ли, в ином варианте новость добавила гадости в душе.
– Значит, не знаешь, что сказать Эльке. Совсем соображение отшибло. Ставку, паскуда, на того хмырюгу делала? Не вышло...
Паша перестал смеяться и утер смешные слезы.
– Запомним.
– Констатировал казалось бы добродушно Паша.
– А теперь послушай. Скажешь Эльке, что ты дала Климу кошелек, расплачиваться в автобусе... И забыла взять. Или не кошелек, а любимые перчатки сунула ему в карман? Или зонтик забыла в автобусе, а он подобрал? Или ещё какую-нибудь хрень.
– Добродушие утекало из Паши как вода из худой посудины, - он становился, как обычно, - злобным.
– Ну, что молчишь? Или что-то тебе не нравится? Скажи, Надюша, не стесняйся. Давай!
– Паша, - взмолилась Надюшка, - она же не поверит! Зонта у меня не было. Перчаток - тоже... А кошелек... Вроде бы я Клима, её мужа, вором считаю?.. Да не смогу я соврать! Она увидит!
– Сможешь.
– Жестко заявил Паша, - А - нет, пеняй на себя.
И ушел на кухню готовить себе завтрак.
Туда же вползла Надюшка.
– Пашенька, миленький, - запричитала она, - она ведь тоже не дура, поймет. Возьмет и вызовет кого...
– Кого?
– Паша еле сдерживал бешенство.
– И как успеет? И что ты такого спрашиваешь, чтоб ментов вызывать, а? Мозгов у тебя совсем нету!
... Ох, как же чесались у него руки! Вмазать бы ей по высшему разряду! Но нельзя фингалы сегодня ставить. Пока. Но вот наподдать так, чтобы не заметно для других, - это можно. И надо собираться на дело. Там видно будет, как. Эта дура ничего без него не сможет.
Паша с криком - кийя!
– отмахнул Надюшку своей толстой ножищей.
Она этого не ожидала, но как-то инстинктивно сжалась, и все равно отлетела как пух. Упала на спину, плечом ударившись о кресло. Дикая боль в лопатке пронзила её. Но она не заплакала, только вскрикнула.
И лежала, не шевелясь.
Она ждала, когда он будет убивать её.
Молила только, чтоб было не очень больно.
Глаза у неё были закрыты, а из-под ресниц лилась вода, - не слезы, - а слезная вода...
Убивать Надюшку Паша не собирался. Она ему была нужна.
Он подошел к ней, приподнял её, положил на диван.
Она застонала.
– Вот ты меня до чего довела. Я ведь женщину никогда пальцем не тронул, закон у меня такой, - женщин не бить. Все ты... Ну, ладно, обойдешься. Выпей винца с анальгином и все будет хокей. Думаешь, я тебя в полную силу?
– Паша рассмеялся, - Ты че! В полную силу б, - тогда от тебя ошметки бы летели! Давай-ка не притворяйся.
Он попытался усадить её на диван. Она вскрикнула и рука у неё повисла как плеть.
Паша замандражил: неужели у неё что-то сломалось? Ни хрена себе! Подумаешь, отмашку сделал!
Надюшка смотрела на него остановившимися газами. И дрожала.
Таким Пашу она ещё не видела.
Ничего ей не нужно, если это оплачивать здоровьем... Между прочим, Элька-то - жизнью.
Ее вдруг окатило как кипятком.
До сегодня она не задумывалась, что и как. И только когда почувствовала на себе, что такое дикая боль от удара и ужас, что удар повторится, - внезапно просветлела и ощутила до конца, что они задумали. Душегубство! И разве Паша оставит её, Надюшку, в живых после всего?.. Нет, отчетливо прозвучало в ней.
Но Паша! Отец Викочки! Ну и что, так же холодно звучало в ней.
Паша собирался быстро, по-военному.
Бросил в сумку какую-то коробку, ножик в кожаном футляре, кошелек, папку для бумаг почему-то. Надел куртку и темные очки и, повернувшись к Надюшке, коротко кинул, - ну?
Она наблюдала его сборами как бы со стороны. Будто её это не касалось. И стоило ей только двинуться, как острая боль пронзала руку и спину.
... У меня что-то сломано, думала она. Не с ужасом, а с каким-то странным остановившимся любопытством, - рука или лопатка? Как же я поеду? А не поеду я! Скажу, - не могу и все.
Но это были, как говорится, досужие мысли.
Как это она не поедет? Разве Паша ей позволит?
Конечно, он ей не позволил.
– Ты что?
– Заорал он, - издеваешься? Вставай! Нечего притворяться!
Она покорно попыталась встать, но в руку отдало болью и Надюшка со стоном свалилась на диван.
По лицу Надюшки, по враз разлившей синеватой бледности, Паша понял, что дело - кисло, но виду подавать не собирался.
Полез нервно в шкаф, достал длинный шарф и начал неуклюже наматывать его на надюшкину руку.
Надюшка стоически терпела боль. Но когда он протянул шарф ей за шею и завязал концы, почувствовала некоторое облегчение.
Паша это увидел. Миролюбиво погладил её по голове.
– Надюшка, не журысь! Смотаемся туда-сюда и сходишь ко врачу. А сейчас поедем. На машине поедем. Таблеток возьми еще. Доберемся. А к Эльке может так и лучше? Пожалеет... Даст адресок мужичка своего безо всяких. Давай, Надюха...
– И не преминул добавить, - все ж-таки ты - как чучело огородное нескладное. Люди ещё не так падают и ничего, а ты - заяц фарфоровый. Раз! и лопнул. Одно слово молюска...
– буркнул он свое самое обидное определение.
Они летели с ветерком по шоссе, обгоняя машины.
Надюшка сидела сзади. Паша велел. Чтоб, не мешала.
– А то ещё вторая рука лопнет, - шутканул он.
Надюшка думала думу.
... Как сказать Паше, что Клим - не муж Эльке?.. Может, тогда повернет обратно, домой, в Пушкино?.. Зачем ехать искать Клима? Он теперь не нужен. Паша разозлится. Нарочно поедет на дачу и там устроит!..
Надюшка боялась даже думать, что устроит Паша.
А Элька там одна.
Нет, все же надо ему сказать. Только не на ходу. Попросить остановиться. Вон, в лесочке постоять...