Богатство (др. изд.)
Шрифт:
Поверх табеля стояла дата: 9 апреля 1904 года — это был горький для Соломина день, когда враги установили «научный» диагноз о его сумасшествии. Он ответил:
— Хорошо! Но Папу-Попадаки поищите в Чикаго. Расстригину пропоем вечную память, а господа Неякин и Трушин, в этом нет никакого сомнения, охотно подтвердят мою ненормальность…
Возникла пауза, напряженная для обоих. Имея немало причин для ненависти к Губницкому, Андрей Петрович все же не догадывался о подлинной роли предателя, потому и доложил с оттенком некоторой гордости:
— Камчатку
— Заслуга ли? — ответил Губницкий. — Нейтралитет рыбных промыслов был одобрен на Международной рыбопромышленной выставке в Осаке. Здесь я могу сослаться на стародавний прецедент Крымской кампании, когда тоже была договоренность с противником не мешать рыбной ловле.
Вспомнив слова Исполатова, Соломин заглянул в глаза Губницкого (в глаза осьминога) и обнаружил, что в его зрачках действительно есть что-то приковывающее… Соломин возразил:
— Но ведь в период Крымской кампании англичане с французами не закидывали сетей в русских водах! Японцы же давно привыкли жить доходами с богатств русских морей.
Кабаяси тихо расставлял посуду. Соломин заметил, что для жалкой обстановки «Минеоллы» совсем не требуется стюард. Масса рыжих тараканов нахально падала с потолка прямо в тарелки, по отвороту пиджака Губницкого форсированным маршем передвигался раскормленный клоп, никак не думавший, что из благодати Сан-Франциско ему суждено переместиться в камчатскую холодрыгу. Андрей Петрович заодно уж осмотрел и себя — нет ли на нем какой-либо нечисти…
Губницкий достал какую-то бумажонку:
— Имею сообщение от господина Прозорова…
— ?
— Прозоров, — пояснил он, — председатель Санкт-Петербургской торговой биржи, ныне вступившей на паях в правление Камчатского акционерного общества. Здесь он пишет мне, что вы давно не в себе, творите неслыханные надругательства над жителями, совершенно их терроризировав, «вследствие чего Камчатское общество затрудняется исполнять свои задачи».
Это была уже цитата! Соломин спросил:
— А какие задачи у вашего почтенного общества?
Губницкий дал ответ крайне глубокомысленно:
— Нетрудно догадаться… Мы осваиваем Камчатку, как это всем известно, не ради прибылей. Мы стараемся привить ей хотя бы скромные зачатки цивилизации. Посильно привносим в эти дикие края культуру и основы благосостояния…
Соломин на дешевую демагогию не улавливался.
— Браво! — сказал он, с нарочитой издевкой хлопнув в ладоши. — И еще раз браво! Я счастлив, что ваши задачи совпадают с моими… Кстати, вы прибыли из такой цветущей страны, и надеюсь, что ваша «Минеолла» привезла детям Камчатки хотя бы ящик
— Здесь обожают репу, — ответил Губницкий, — а вкус апельсинов местным жителям так же непонятен, как мне противен вкус местной сараны или черемши. Камчатка сама по себе чрезвычайно богата внутренними ресурсами… О чем вы просите? Разве же барон Бригген не доставил вам провизию на «Редондо»?
— Он не сгрузил на пристань даже черствой горбушки, только навез сюда массу невозможных сплетен…
Андрей Петрович понял, что в беседе наступил кризис. Присутствие Кабаяси мешало ему, но он решил этим пренебречь.
— Ваши полномочия, — дерзко потребовал он.
Губницкий величавым жестом предъявил телеграмму Плеве, которая являлась и директивою к исполнению. Соломин прочел, что его ведено с Камчатки устранить, а ополчение подвергнуть расформированию. Конечно, оспаривать резолюцию министра внутренних дел Соломин не решился (а мог бы!).
— Ваша карта бита, — сказал Губницкий с усмешкой. Да, бита…
Разговор продолжили в канцелярии уездного правления.
— Каждому аз воздам, — повторил Губницкий, оглядывая скудную кривоногую мебелишку казенного присутствия. — Для меня ведь все люди одинаковы. Для меня важно лишь справедливое решение… А вам предстоит сдать дела.
В раздумье постояв у несгораемого шкафа, он велел:
— Откройте камчатскую казну.
Слава богу, ключ на этот раз быстро нашелся.
— Пожалуйста, — Соломин открыл дверцу сейфа.
Губницкий залез в него чуть ли не с головой.
— Сколько здесь?
— Сорок семь тысяч. С копейками.
— А почему здесь сорок семь тысяч?
— Вас смущает не круглая сумма? Так я и сам не знаю, почему тут сорок семь, а не сорок и не пятьдесят тысяч.
Губницкий, пересчитывая пачки ассигнаций, неожиданно извлек из сейфа спичку, уже обгорелую:
— Может, вы и окурки сюда складываете?
— Да нет, не складываем.
— Как же эта спичка сюда попала?
— А бес ее знает, — ответил Соломин.
Конечно же, он не причислял Губницкого к лучшей части человечества. Но и фантазии Соломина не хватило додуматься, что эти 47000 казенных денег Губницкий уже заприходовал в графу своих прибылей, а для того, чтобы из сейфа они переместились в его чемодан, нужна сущая ерунда — японские крейсера!
Наконец-то он обнаружил в сейфе и бомбу.
— Не понимаю, зачем тут валяется эта штука?
— А куда девать? Не прятать же под подушку.
— Но и не хранить же ее с деньгами.
— Одно другому не мешает, — отозвался Соломин.
— Откуда она у вас, такая страшная?
— Откуда? — Соломин чуточку поразмыслил. — Представьте, принял вместе с камчатскими делами. Даже расписался, как в казенном имуществе. Об этом во Владивостоке знают. Так что вы уж, пожалуйста, не подведите меня.
— Хорошо, — сказал Губницкий, — не подведу…