Богатство (др. изд.)
Шрифт:
— Клади на румб триста двенадцать.
— Слушаюсь, сэр!
Капитан «Минеоллы» велел увеличить скорость. Под водою их ожидал острый клык из гранита. Металл борта разъехался, будто негодная промокашка.
— Тонем! — заорали на палубе матросы.
— Благодарю тя, господи, — обрадовался Губницкий.
Сейчас каждая тонна воды, врывающейся в пробоину, приносила ему десятки тысяч долларов чистого дохода. Губницкий перепрыгнул на палубу англичан, даже не замочив ног (вместе с ним успели спастись и крысы). Правда, матросам пришлось немного
На месте гибели «Минеоллы» бурно лопались громадные «подушки» воздушных пузырей, которые давлением океана выжимало из затхлых отсеков. Клопы и тараканы приняли мученическую кончину в бездне. «Эльджерейн» поспешил в Японию, оттуда Губницкий — через Сингапур — телеграфировал в Петербург, что, к его великому прискорбию, весь пушной ясак Камчатки пропал на транспорте «Минеолла», погибшем на рифе, который не был обозначен на картах.
На самом же деле в трюмах «Минеоллы» не было ни одной шерстинки (если не считать крысиной). Весь камчатский ясак — целое миллионное состояние! — Губницкий заранее переправил на Командоры, откуда барон Бриттен на «Редондо» перевез его в Америку, где вскоре открылся меховой аукцион…
Что добавить к людским делам, господи? Губницкий снова появился на Камчатке, дабы обеспечить приход японских крейсеров. С их помощью он надеялся увеличить свою прибыль. РОКОВОЙ МУЖЧИНА Снова засев в канцелярии, Губницкий, не слишком-то доверявший Неякину, проверил, на месте ли казенные деньги.
— Вы вот уехали, — обиделся на него чиновник, — все двери позакрывали, будто мы воры какие, а я душою изнылся. На меня тут в прошлую зиму урядник Мишка Сотенный протоколец вреднущий сварганил… Где он?
— О чем протокол?
— Будто я покойного купца Русакова обокрал…
Губницкий с брезгливостью, какую испытывает крупный бизнесмен к карманному воришке, вручил ему судебное дело:
— Уголовщина… И не стыдно тебе?
Неякин с большой радостью сунул протокол в печку, даже кочергой помешал, чтобы жарче горело.
— Даже дышать легче стало, — засмеялся он… Губницкий глянул в ящик стола, где им были спрятаны показания траппера Исполатова. Он спросил Неякина:
— Исполатов! Не тот ли, что заодно с урядником Сотенным устроил взбучку японцам у деревни Явино?
— Это он, демон! Встретишь такого, так взмолишься, чтобы деток не сделал сиротами… Барона-то нашего он из окна выставил. Ямагато обритый ходит — тоже от его насилия.
Губницкий, посвистев, сказал:
— Очень хорошо. Пусть он только мне попадется!
— Да ничего вы ему не сделаете.
— А я и делать не буду. Я этого бандита отдам Ямагато, и пусть он драконит его как душе угодно…
Мишка Сотенный был сейчас недосягаем, а Исполатов стал для Губницкого вроде взятки, которую он собирался дать японцам, чтобы самураи не забыли рассчитаться с ним суммою в полмиллиона йен…
Исполатов вскоре должен
Прокаженный огородник Матвей умудрился в это лето выходить такую клубнику, что две ягоды заполняли стакан. В лепрозории дружно солили на зиму огурцы, квасили капусту, редька была очень вкусной… Угощая Исполатова, огородник сказал:
— Так, Сашка, жить не гоже. Ты бы хоть в церкву сводил Наташку, да пусть вас повенчают.
— Кто ж ее в церковь-то пустит? Нет уж, — отвечал траппер, — будем жить пока так… не венчаны.
Исполатов собрался в город, чтобы навестить Соломина. Наталья слишком обостренно переживала его отъезд:
— Не ездий ты, не ездий. Боюсь я за тебя.
— Глупости! Я обещал Соломину прийти, и я должен непременно сдержать свое слово…
Не умолив его остаться, Наталья сказала:
— Тогда ружье возьми.
Исполатов забил два ствола пулями, а третий — картечный — оставил пустым. Подумав, он отложил «бюксфлинт».
— Возьми ружье, — настаивала женщина. — В дороге мало ли что может случиться.
— С кем-нибудь, но только не со мной…
Траппер появился в городе, поразившем его подозрительной пустотой. Возле крыльца уездного правления стоял один из японских солдат, взятых в плен на Ищуйдоцке, но почему-то был вооружен. «Странно!» — подумал Исполатов, толкая перед собой двери. Миновав полутемные сени, он обтер ноги о половик, и шагнул внутрь канцелярии. Сразу стало ясно, что угодил в западню!
За столом сидел Губницкий в жилетке и курил сигару. Его круглые глаза в обрамлении резко очерченных век медленно обволокли фигуру охотника каким-то ядовитым туманом. Возле стола прохаживался лейтенант Ямагато — при сабле и револьвере, сбоку на поясе висела фляга в суконном чехле.
Появление Исполатова обрадовало самурая. Его рука раздернула кобуру револьвера, чтобы иметь оружие наготове.
Опережая японца, траппер обратился к Губницкому:
— Мне хотелось бы видеть камчатского начальника.
— Считайте, что он перед вами…
Не оборачиваясь, траппер услышал, как за его спиною лейтенант запер двери — путь к побегу отрезан. «Ах, Наташа, Наташа… как ты была права!» Он сказал невозмутимо:
— Но я ожидал видеть господина Соломина.
— Соломин давно на материке…
Завязалась беседа: Ямагато говорил по-японски, Губницкий, бурно жестикулируя, отвечал по-английски. Исполатов не знал японского, но отлично владел английским, и он понял из разговора, что сейчас его угробят.
Значит, борьба должна завершиться здесь же! Боковым зрением траппер отметил, что возле печи, прислоненный к ней, стоит японский карабин — один из тех, что были взяты ополченцами в бою на речке Ищуйдоцке.
Губницкий отложил сигару и вежливо спросил:
— Господин Исполатов, по какому праву вы совершили бандитское нападение на японский отряд лейтенанта Ямагато?
— Мы не бандиты, — ответил траппер.
— А кем же вы себя считаете?
Исполатов издевательски шаркнул ногою: