Богатство военного атташе

Ливанов Василий Борисович

— Позвольте обратиться, ваше сиятельство. — Бухгалтер явно волновался, очки сползли на самый кончик носа.

— Обращайтесь… — Кромов продолжал разглядывать подкладку шляпы.

— Вы в штатском по каким-нибудь веским причинам или просто так?..

— По причинам. — Кромов высоко поднял голову и обвел взглядом своих сотрудников. — Сегодня, господа, официально подтверждено известие, что новое большевистское правительство России, разорвав союзнические обязательства, вышло из войны. Отсутствие наших французских коллег показывает, что французское командование отозвало

своих сотрудников. Для нас это означает, что мы больше не существуем как учреждение. Я не могу оставить своей должности военного атташе России, пока не буду знать, кому мне сдать дела и военные суммы. Прошу вас подготовить бумаги по своим отделам и передать мне в архив. Это займет у вас не больше часа. После можете считать себя свободными, господа, и действовать по своему усмотрению.

Алексей Алексеевич твердыми шагами пересек комнату и, переступая порог своего кабинета, обернулся. Будто хотел что-то сказать своим сотрудникам. Все стояли навытяжку, задержав дыхание. Им показалось, что в глазах Кромова блеснули слезы. Он молча шагнул в кабинет и притворил за собой дверь.

Сотрудники некоторое время еще стояли навытяжку и вдруг, словно очнувшись, дружно устремились к бухгалтерскому столу. Все, кроме Полбышева. Он опустился на стул и занялся бумагами.

Но дверь в кабинет, скрипнув, приоткрылась, и сотрудники снова замерли.

— Глеб Ипполитович, — обратился Кромов к бухгалтеру, — представьте мне общий итог, чтобы я мог выдать сотрудникам последнее жалованье.

Кромов плотно закрыл дверь в кабинет, подошел к камину, поворошил обгоревшие поленья. Вернулся к столу, стал быстро просматривать бумаги, раскладывая их на две стопки. Потом левую, большую, отнес к камину, уложил на дрова и зажег. Пламя вспыхнуло, сухие дрова занялись быстро.

Алексей Алексеевич пододвинул ногой стул к шкафу и стал просматривать бумаги в папках, которые он вытаскивал с полок и складывал на стул. В камин полетели новые кипы листов. Огонь разгорался, потрескивали дрова.

Кромов сидел у стола и курил. Дверцы шкафа были распахнуты, полки пусты. Перед ним на столе лежали всего две папки, туго перевязанные тесьмой. Камин догорал.

Вдруг Алексей Алексеевич торопливо загасил папиросу, подошел к сейфу, повернул ручку замка, потянул на себя дверцу.

Из глубины сейфа достал тяжелый, вороненой стали пистолет. Держа его в руке, провел ладонью вдоль ствола. Сел, не выпуская оружия, о чем-то глубоко задумался. Потом резко поднялся, отдернул занавеску на стене. Некоторое время, не двигаясь, разглядывал испещренную синими и красными линиями карту военных действий, положил на стол пистолет и сорвал карту со стены. Запихал ее в камин. Смотрел, как язычки пламени медленно выбиваются где-то в районе Карпатских гор.

В дверь деликатно постучали.

Стук повторился громче, настойчивей.

Дверь приоткрылась.

Кромов резко обернулся и встретился глазами с Полбышевым. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга. Полбышев отвел глаза. Алексей Алексеевич проследил его взгляд. Полбышев заметил пистолет на столе.

— Простите, господин

полковник, — сказал Полбышев хрипло, — тут техническая документация. — В руках у него была увесистая папка.

Он ступил в комнату и, прижавшись спиной к двери, затворил ее.

Кромов подошел и взял папку из рук Полбышева. Но тот не сразу ее выпустил. Глаза их встретились.

Пока Кромов увязывал папку с двумя оставшимися, Полбышев, нагнувшись над столом, прочел надпись на медной дощечке рукояти пистолета вслух:

— «Поручику Кромову Алексею Алексеевичу за храбрость, проявленную в деле под Ляояном». Разлюбили поручика Кромова, господин полковник? — спросил Полбышев.

— Глупости говоришь. — Алексей Алексеевич взял со стола пистолет, сунул в карман брюк, отвернулся к окну.

Полбышев не уходил.

— Иди, Георгий Иванович, — тихо попросил Кромов не оборачиваясь.

Полбышев двинулся к двери. Его остановил голос Кромова:

— Отвоевались за веру, царя и отечество. Кончено.

Лицо Полбышева стало суровым, жестким.

— Рано нам прощаться, Алексей Алексеевич. Что, немец Россию покорил или японец? Русские там. Русские. Такие же, как вы да я. А где наша не пропадала?

Он подождал ответа. Кромов молчал. Полбышев вышел.

Когда Полбышев вернулся в комнату сотрудников, бухгалтер Глеб Ипполитович спросил его:

— Вы ведь, Георгий Иванович, с господином полковником еще в маньчжурскую кампанию вместе служили?

— Так точно, — ответил Полбышев. — Имел честь быть вестовым Алексея Алексеевича.

Сотрудники во главе с бухгалтером обступили Полбышева.

— Так как он отнесется к нашему предложению? — вкрадчиво спросил бухгалтер.

— Банковские суммы между нами поделить? — Полбышев почесал за ухом, наморщил лоб.

— Ведь нам теперь отчитываться не перед кем. — Бухгалтер протер очки и водрузил их на место. — Деньги, так сказать, пропадут зря… Учитывая беспорочную службу, так сказать… Коллегиально, конфиденциально… совершенно секретно… А?

— Совершенно секретно, говорите? — Полбышев подкрутил усы. — Если вас интересует мое мнение, господа, то я вам так скажу: даже начинать такой разговор с господином полковником не советую! Его сиятельство человек, конечно, душевный, но…

— Плевать я хотел на тонкости, — прервал его штабс-капитан Шабашников. — Трибуналу теперь не предадут, кончился трибунал. На дуэль тоже не вызовет. Ну, накричит, в крайности. Решайтесь, господа.

— Если вы такой решительный, вы и доложите графу, — предложил Кока Лещинский. — А мы поддержим.

— Не в деньгах счастье, — радостно сообщил поручик Чоб.

— Нашел время нализаться, — огрызнулся Шабашников.

— Меня, господа, увольте. — Полбышев улыбнулся. — Вам больше достанется.

— Вы не шутите?

— Никак нет. — Полбышев улыбнулся.

— Ну, я иду, господа. — Шабашников застегнулся на все пуговицы, одернул мундир.

— С богом, — Глеб Ипполитович перекрестил штабс-капитана.

Шабашников подошел к двери в кабинет атташе, решительно постучал, вошел и притворил за собой дверь.