Богатство
Шрифт:
Обычно совместные посиделки за столом проходили у нас весело, но не сегодня. Лушка тяжело вздыхал, Нюнь непривычно хмурился, я еле дышала от усталости, и только Анни по-прежнему была жизнерадостна. Она хлопала в ладоши, громко болтала, нарочито неуклюже махала ложкой, тыча кашей в глаза и уши, и заливисто хохотала. Каша ошметками висела на ее лице и ушах, но вопреки обыкновению никто не смеялся…
— Мам, — первым подал голос Лушка, — я больше не буду ходить со двора. Как ты и говорила. И к Сирге с Михой больше не пойду. И ты тоже с тетькой
Я грустно улыбнулась. Бедный ребенок все еще переживает, а ведь я постаралась убедить его, что прямо сейчас нам ничего не грозит.
— Сынок, я не могу. Мы не можем прятаться в доме вечно. Нам нужно есть, пить, одеваться… понимаешь?
— Но, мам, — кивнул сын и скривился, чуть не плача, — а если они тебя узнают? Я не хочу, чтобы тебя тоже, как папу…
Он запнулся и не договорил, всхлипнул, вытер намокшие глаза и нос рукавом, отчего я тяжело вздохнула, но замечания делать не стала. Сейчас главное, успокоить малыша.
— Не бойся, — улыбнулась я, — я буду очень осторожна.
Но Лушка мне, кажется не поверил…
Ужин прошел кое-как. Даже Анни поняла, что рассмешить нас ей не удастся, перестала стараться и, нахохлившись, как маленький воробышек, сидела на своем стульчике. А мне было пора собираться на работу, в харчевню. Вечером самый наплыв посетителей, и я должна быть на месте. На всякий случай.
Потому быстренько отмыв перемазанную Анни, вручила ее Нюню и торопливо затараторила.
— Нюнь, — накинула на себя теплую шаль, такую огромную, что в нее можно было завернуться целиком, — я приду поздно, тихонько постучу и ты мне откроешь. Хорошо? Постарайся не заснуть. — Он снова кивнул и замычал. Мол, не беспокойся, все сделаю.
Я помахала ему ладошкой и сделала шаг к двери. Но не успела отодвинуть засов, как Нюнь совершенно непостижимым образом оказался перед дверью.
— Ты чего? — удивилась я и попыталась отодвинуть его, чтобы выйти. Но не тут-то было. На хороших харчах бывший нищий давным-давно окреп и больше не походил на доходягу, который падал от порыва ветра. Моих усилий он просто не заметил и остался стоять, преграждая мне путь. — Пусти!
— Ы-ы-ы! — замотал он головой и не сдвинулся с места.
Это было странно. Обычно он был образцом послушания, угадывая мои желания раньше, чем я открывала рот. А сейчас он явно он не хочет, чтобы я выходила из дома. Наслушался наших с Лушкой разговоров и решил взять все в свои руки?
— Нюнь, — я вздохнула устало. — Ты все слышал, да?
Он завыл, размашисто кивая головой. Я прислонилась к стене и прикрыла глаза. Говорила Лушке, что надо быть осторожными, молчать, а сама совсем забыла, что мы в доме не одни. И продаст нас этот нищий за гринку… Вздохнула. На сердце было тяжело. Снова захотелось схватить в охапку детей и сбежать из Яснограда. Без денег, они все были вложены в харчевню, без скарба, которым успела обзавестись, без надежды на чью-либо помощь. Я вытерла, закипевшие от отчаяния слезы, и трусливо приняла решение довериться Нюню…
Спросила тихо:
— Ты же понимаешь, то, что ты о нас узнал, нельзя говорить никому на всем белом свете? Ни одному человеку? Даже намекать нельзя? Иначе у нас с Лушкой не останется ни единого шанса…
Нюнь снова замотал головой, соглашаясь с моими словами.
Не могу сказать, что мне стало легче. Нет, страх никуда не делся. Он уже давно стал моим постоянным спутником. Я привыкла к нему, научилась делать вид, что не замечаю его…
— Пусти… мне надо в харчевню, понимаешь? Если я не буду выходить из дома, то нам нечего будет есть. И мы умрем с голоду.
— Ы-ы-ы! — снова замотал головой Нюнь, он упорно не подпускал меня к двери.
— Да, чтоб тебя! — Выругалась я. — Ну, хорошо, твоя взяла. Я сейчас никуда не пойду… Но завтра ты меня выпустишь. Хорошо?
Нюнь кивнул. Уже легче… Я скинула шаль, в которой стало слишком жарко и присела на лавку.
— Иди спать, Нюнь, — махнула я рукой. — я пока посижу немного… обещаю, что останусь дома, — я зевнула. Может он и прав. Мне надо отдохнуть и выспаться. Я уже и забыла, когда ложилась так рано.
Нюнь виновато вздохнул, сгорбившись, пересек кухню, поднялся на несколько ступенек и сел, тревожно глядя на дверь. — Ы-ы-ы, — тихо, на одной ноте гудел он, слегка покачивая телом из стороны в сторону.
— Я все понимаю, ты боишься. Я тоже боюсь, но я должна, — вздохнула. В полутьме кухне сидевший на лестнице Нюнь в белой, длинной рубахе казался привидением, висевшим полом и потолком. — Если я буду прятаться, то нам не выжить. Понимаешь?
— Ы-ы-ы, — закивал он.
Еле слышный стук в дверь прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Все же нервы из-за случившегося были на взводе.
— Елька, — раздался за дверью шепот Гирема. — Елька…
В этот раз я была быстрее и успела добежать до двери и отодвинуть засов быстрее Нюня. Все же закрались у меня подозрения, что Нюнь не совсем адекватен. Я же не знаю, что он там себе придумал. Вдруг он и завтра меня не выпустит.
Но когда Гирем приоткрыл дверь, заглядывая в избу, Нюнь уже стоял, между нами, загораживая меня и возмущенно выл.
— Что тут у вас происходит? — удивился вор, протискиваясь в узкую щель и закрывая за собой дверь, чтобы не пускать холод.
— Нюнь решил, что мне нужно отдохнуть, — вздохнула я. — и не выпускает меня из дома. И я решила, то он прав. Мне нужно отдохнуть. Входи, — пригласила я.
За эти четыре месяца мы провели вместе всего несколько ночей, у меня не хватало времени на свидания. Но теперь-то нам ничего не могло помешать. Кроме Нюня…
— Ы-ы-ы! — угрожающе завыл этот псих. И, оскалив зубы, как дикий зверь, зарычал на Гирема.
Тот, оставшись в дверях, насмешливо фыркнул:
— Ты чего, Нюнь? Тут я с тобой вполне согласен. Наша бедная Елька так умоталась, что хороший отдых ей не помешает.