Богатыи?. Свободныи?. (не) Мои?
Шрифт:
Надо же, о чем вспомнил.
– Ты назвал его "это" и сказал, что он тебе не нужен, – отбиваю удар, – Дал денег на аборт. Что поменялось-то? Мое предложение по поводу документов об отказе от каких-либо материальных претензий в силе.
Вот теперь мужчина разозлился по-настоящему. Глаза хищно сузились, венка на виске запульсировала, руки сжались в кулаки.
Я напряглась. И метнула взгляд на входную дверь.
Он это заметил и зацедил слова, словно пули.
Только успевай уворачиваться.
– А что ты такая самостоятельная стала? Может и полмиллиона мне вернешь? Раз они
Как же мне захотелось швырнуть ему в лицо его деньги. Только их Матвей забрал. Чтобы отца похоронить.
Поэтому я молчала.
– А знаешь,что я думаю? Я стал тебе не нужен, потому что на горизонте нарисовалось наследство от бывшего мужа. Если бы не оно, ты бы так не выделывалась.
Он резко поднялся, так что стул упал на пол, издав громкий грохот.
Я вздрогнула и вжалась в спинку кровати. Нервы стали ни к черту.
Влад и на это обратил внимание.
Качнул головой:
– Да не бойся ты! Не трону. Не совсем еще...
Направился к двери, возле которой обернулся и припечатал:
– И знаешь, что? Ты, пожалуй, права. Ничего у нас не выйдет. Слишком разные, – он даже голос изменил на двух последних словах, подражая мне, – Вспоминай об этом почаще, когда выть в подушку будешь от одиночества.
А через паузу добавил:
– Родишь, позвони. Обсудим... алименты.
Дверь за ним закрылась бесшумно. Я долго сидела на кровати без движения, глядя в одну точку.
Ушел.
Затем неожиданно расплакалась. Сама не знаю о чем.
Наревевшись, пошла искать лечащего врача. Мое пребывание в клинике оплачивает Холодов, поэтому оставаться здесь я не собиралась.
Ничего от него не хочу. Хватит и того, что он меня теми деньгами попрекнул, которые я взяла. И которые не могу пока вернуть. Как бы мне не хотелось этого.
Врач, оглядев мою опухшую от слез физиономию, вознамерился со мной спорить. Но я написала расписку и пошла собирать вещи.
Дома лучше полежу, чем тут.
Влад
Из больницы я ушел до крайности взбешенным. Если бы Олеся не была беременна, я бы ей без труда продемонстрировал и "случайное стечение обстоятельств", и "мимолетное помутнение рассудка". Все сразу. И заставил бы подавиться этим ее коронным "ты мне не нужен".
Однако этого было делать нельзя. Я вспомнил, как она вжалась в спинку кровати, когда я уронил стул. Ни о каком принуждении речи идти не может. Если на нее чуть надавить, то начнутся нервные срывы. А там и до выкидыша недалеко. Потерю ребенка она мне не простит.
А ведь хотелось заставить. Не уговаривать, не давать ни единого шанса на свободу. Просто заставить. Даже насилия никакого не нужно было бы. Возможности для такого решения вопроса у меня были.
Просто это был бы путь в никуда.
Из клиники поехал домой. Достал бутылку коньяка, устроился на диване в кабинете, размышляя о том, что можно еще сделать.
Алкоголь позволил расслабиться, но даже он не справлялся с горечью после сегодняшнего разговора с Олесей.
Ты мне не нужен.
Эти слова прочно засели в голове, вызывая желание разнести собственный кабинет.
Это ведь неправда. Зачем она так?
Я
Зачем-то ей про деньги сказал. С ее обостренным чувством гордости, она мне это долго не забудет. Что касается остального, это было грубо, но зато правда. Не лучше ей будет одной. И мне тоже. Наследство это еще так не вовремя. Нет, я далек от мысли, что она стала бы что-то просить, но, обеспечивая ее, можно было бы показать, что я умею заботиться. И у нее не было бы причин и возможности отказываться от этой заботы.
В дверь кабинета постучали.
– Войдите! – привычно отозвался.
В помещение вошел Саркисян. Хмуро оглядел бутылку с коньяком, бокал в моей руке и спросил:
– Ты почему не на работе?
Я едва не поперхнулся спиртным от этого вопроса.
– Там Арефьев приехал контракт подписывать а тебя нет. Два твоих зама наизнанку вывернулись. Меня к тебе с документами отправили.
Некрасиво получилось.
– Забыл я.
– А с телефоном что?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Телефон я, Тима, выключил.
Мне захотелось побыть одному. Не так часто я себе это позволяю.
– Ты у Олеси опять был? Поругались? – умный он все-таки мужик.
– Она сказала, что уезжает в Воронеж. И что я ей не сдался. Ни за чем.
– Влад, – вздыхает, качает головой, – ты же никогда на мозги не жаловался. Сейчас с тобой что? Я тебя не узнаю.
Отвечаю.
– Я и теперь на них не жалуюсь. Я все понимаю. Олеся напугана. Ей кажется, что в мире не осталось ничего надежного. Что стоит кому-то довериться, как тебе воткнут нож в спину. Я знаю, что она чувствует. Мне тоже так казалось. Что лучше не подпускать никого близко, чем потом зализывать раны. И да, я знаю, что должен ее отпустить. Что там она успокоится, поверит в то, что она в безопасности. Но я не хочу ее отпускать! Ясно тебе? Хочу, чтобы она была со мной. Может, я давно не был в таком положении. Когда, нужно что-то доказывать. Но мне тоже нелегко. Я тоже не привык доверять. И то, что я ей предложил, я считаю разумным. В конце концов, не на свидания она же собралась с животом бегать.
За то время, что я изливал душу, Тимур успел устроиться на стуле и теперь барабанил пальцами по столешнице.
– Влад, ты не можешь решить проблему, потому что она и в тебе тоже. Как бы ты действовал, если бы это не касалось тебя?
Я замолчал на какое-то время, анализируя ситуацию.
Потом сказал:
– Я бы ее отпустил. В этот ее гребанный Воронеж. Несколько месяцев вообще бы не давал о себе знать. Даже бы не звонил. Она бы встала на учет по беременности, ходила бы на приемы к врачу, делала бы узи. И перед ее глазами мелькали бы другие женщины. Которых бы привозили их мужья. Которые бы радостно им сообщали, что сегодня узнали, что ждут мальчика. Или девочку. И ей было бы некомфортно. Даже против воли она бы задалась вопросом, что с ней не так. А после можно было бы начать звонить. Сначала редко, потом все чаще. Затем можно было бы приехать. Но надолго не задерживаться. Потом приехать еще раз. И еще. И так до тех пор, пока она точно не поймет, что одна быть не хочет.