Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне!
Шрифт:
Мономах, конечно, был доволен тем, что император Алексей, собиравшийся сделать Русь областью Ромеи, готов теперь объявить его кесарем (русские говорили – царем). Но сам он продолжал называть себя великим князем и приказывал называть только так. Больше того, Мономах говорил, что он первый, а не единственный князь Руси.
Захваченные Леоном дунайские города после мирных переговоров вернулись в состав Ромеи.
Вдова Леона Мария, дочь Мономаха и сестра Мстислава, стала монахиней, а ее сын Василий верно служил Руси.
Ярополк Владимирович, став переяславским князем, должен был продолжать вечное дело своего отца и бороться с половцами. Вначале в Переяславле правил его брат Святослав, переживший ребенком в этом городе сильное потрясение, но он умер, не дожив до тридцати пяти. Ярополк занял его место.
Он сражался с половцами в окрестностях Дона и захватил три их вежи, ставшие потом городами, – Сугров, Чешлюев и Балин. Ярополк взял в плен много живших тут ясов, а дочь ясского хана так понравилась ему, что он на ней женился.
Побежденные русскими половцы в ответ разбили берендеев, печенегов и торков (не тех торков, что уже жили на Руси, а торков-язычников). Изгнанные половцами с Дона племена пошли к Переяславлю, но Ярополк при помощи отца избавился от них. Впрочем, избавился только от тех, кто грабил. Многие (да и половцы, как ни странно) остались, не имея княжеств, но подчиняясь киевской власти. Называли их по-разному – свои поганые (поскольку почти никто не принял христианство – их и не заставляли это делать), черные клобуки, черкесы. Так впервые появилось в русском языке слово «черкесы».
Тогда же охотно были приняты Мономахом беловежцы-хазары, жившие когда-то в Козарской крепости на Дону – ее взял Святослав I. Они тоже спасались от половцев и построили в верховье реки Остёр, в ста двадцати верстах от Чернигова, город с каменными стенами, башнями и воротами, который, как и старый, назвали Белая Вежа.
Начиналось то, что было характерно для Руси, а потом и для России – единение разных народов.
Но и войны еще не прекращались. Ростово-суздальский князь Юрий, которому было двадцать три года, единственный сын Мономаха от второй жены, уже показал свои способности и не уступал старшим братьям. Он по Волге плавал в землю казанских болгаров, победил их и вернулся с добычей.
«Повесть временных лет»
В конце бурного этого года Мономах велел Сильвестру, который переехал вместе с ним из Переяславля и стал игуменом в монастыре святого Михаила, довести до нынешнего времени оборванную когда-то летопись, а также разобраться с летописью Нестора, завершенной в 1106 году, еще до смерти Святополка. За несколько месяцев Сильвестр довел современные события, описанные им, напомним, совсем не так, как у Нестора, до 1110 года, но в общей части несторовской летописи почти ничего не исправил и откровенно признался великому князю, что запутался в своей работе.
– Если бы только собственную летопись дописать, это, княже, нетрудно. Но Нестором написанное… Не знаю, что и делать, – сказал Сильвестр.
Мономах отобрал у Сильвестра обе рукописи, будучи разгневанным на монаха, но никак того не наказав. Нестор уже умер, не было в живых и Ивана Турского, чью летопись, видимо, сожженную Святополком, Мономах очень хотел бы прочитать.
Он рассказал обо всем этом Мстиславу, как раз приехавшему в Киев. Мстислав неожиданно почувствовал, что, кажется, возникла возможность выполнить главное дело своей жизни.
– Слышал я от нашего игумена, – сказал Мстислав, – что есть в ладожском монастыре монах Григорий, очень умный человек, прекрасно знающий русскую историю. Живой летописью прозвали его. Может быть, у него получится? А я готов помогать ему и направлять его. Не жалко мне на это времени.
Мономах призадумался.
– Что ж, попробуй, – сказал он наконец и отдал сыну обе рукописи.
Мстислав приехал в Ладогу, любуясь практически новым каменным городом, который был заложен по его приказу меньше трех лет назад. Чуть раньше Мстислав сильно увеличил Новгород и построил в княжеском дворе церковь святого Николая.
Игумен местного монастыря привел гостя в келью монаха Григория. Тот уже явно был готов ко встрече с новгородским князем. Григорий встал из-за своего стола, на котором лежали рукописи, – невысокий, полноватый, с длинными, пышными, гладко расчесанными темно-русыми волосами (где немного пробивалась седина), с густыми усами и широкой бородой. На вид он был немногим старше Мстислава.
Они поздоровались. Мстислав объяснил ситуацию и протянул Григорию обе полученные у отца рукописи.
– Я изучу их, – обещал монах.
На следующей неделе Мстислав снова приехал в Ладогу. На этот раз он шел в келью один, хорошо запомнив дорогу, но, подойдя, постучал.
– Входи, князь, – раздался голос Григория.
– Как ты узнал, что это я? – спросил Мстислав, войдя и поздоровавшись.
– Монахи никогда не стучат. Князья, я думаю, тоже, но ты… Я, как нетрудно догадаться, много слышал о тебе. Наша встреча подтвердила то, что я о тебе думал.
– Что же?
– Ты не такой, как все, – ответил Григорий. Мстиславу нравилось, что монах свободно ведет себя.
– Не такой, как все… Это хорошо?
– Очень хорошо. Будь ты таким, как все, я думаю, ты бы никогда не взялся за это дело… С рукописью игумена Сильвестра все просто. Он писал то, что было нужно твоему отцу. Владимир Всеволодович – наш великий князь; пусть все так и останется. Но вот Нестор…
– Нестор тоже выбил тебя из колеи? Как и Сильвестра, – усмехнулся Мстислав.
– Ничуть. Я знаю, где он врет; знаю, где он говорит правду. Первого, к сожалению, больше… Значит, моя работа за один год не закончится.