Боги Абердина
Шрифт:
Я натолкнулся на уличную ярмарку. Меня притянул запах свежего хлеба. На длинном вертеле над железным желобом, наполненным тлеющими углями, крутилась свиная туша. Я оказался на маленькой городской площади, окруженной крутыми узкими переулками, которые врезались между домами. Здания словно боролись за место, как высокие деревья в лесной чаще.
Я взглянул на лица людей, которые предлагали мне купить их товар или попробовать еду. Я смотрел им в глаза и шел дальше, стараясь сделаться невидимым, еще одним анонимным туристом. Они все тоже были безымянными — торговцы с однодолларовыми товарами, разложенными
От еды я немного проснулся и продолжил прогулку, остановившись у конца уличной ярмарки, около стола, прикрытого нависающим причудливым ковром с кисточками, натянутым на четыре шеста, словно шатер. Внутри грязного стакана из переливчатого стекла, почерневшего от сажи и дыма, горела ароматическая палочка. Пожилая женщина в одиночестве сидела с другой стороны стола и смотрела на улицу. Она была одета в поношенную куртку команды «Бостонские кельты» и коричневую с пурпурным юбку. Голову прикрывала красная пестрая шаль, похожая на кашемировую. Перед ней на столе лежали карты Таро. Я улыбнулся ей, она кивнула в ответ. Выражение ее лица было не прочитать, оно могло выражать много вещей: усталость, незаинтересованность, даже мечтательность и апатичность, которая казалась грустью под грузом десятилетий, отмеченных на морщинистом лице.
На картах Таро бросался в глаза логотип известной американской компании, производящей игрушки. Он был напечатан на рубашках. Я обратил внимание, что у ее ног лежит планшетка для спиритических сеансов, с логотипом той же американской компании. Женщина жестом предложила мне сесть, но я пошел дальше. Не хотелось платить за взгляд в будущее при помощи мистических предметов массового производства.
Казалось, усталость тянула меня к земле, уговаривала на минутку присесть и закрыть глаза. Я подумал, что если сяду отдохнуть, то могу замерзнуть и умереть. Вероятно, это был иррациональный страх, а, может, и нет. Кто станет меня будить? Люди просто предположат, что это — еще один американский студент, который страдает после бурной ночи и спит с похмелья на пороге какого-то дома.
Я редко пил кофе, но тут решил, что он даст мне сил для возвращения в гостиницу, поэтому нырнул в первое кафе, которое увидел, уселся за столик в маленьком зале и заказал турецкий кофе. Он оказался крепче, чем ожидалось — густым и сладким. Я расстегнул пальто и, усевшись поудобнее, молча пил, наблюдая, как посетители входят и выходят из кафе.
Через полчаса я заскучал, слегка разнервничавшись от кофеина, и спросил у официантки, где находится телефон-автомат. Она показала в сторону туалетов, и я отправился туда по узкому коридору. На стене висел старый аппарат. Кто-то написал рядом на английском черным маркером: «Здесь были Ник и Тина».
Если бы я знал номер Эллен, то набрал бы его. Воспоминания об ее голосе буквально переворачивали все во мне. «Посмотри на руки», — как-то сказала она, держа мои руки кончиками пальцев и повернув их ладонями вверх, словно читала судьбу.
Я помню, как видел крошечные волоски вдоль ее ушной раковины.
«В ту ночь мы пекли печенье, — вспомнил я. — И в ту ночь с Хауи произошел несчастный случай».
Я набрал оператора, перевел платеж на мой номер в университете и дозвонился до студенческого городка Абердина — до комнаты Николь. Я услышал два гудка, а затем к моему удивлению трубку сняли.
— Николь?
— Да. — Она жевала жвачку или что-то еще. — Кто это? Эрик?!
Голос раздавался гораздо громче, чем я ожидал. На линии слышался легкий гул, на заднем фоне звучала музыка.
— Да, это я. Я в Праге.
— Подожди секундочку, — Николь положила трубку на стол, и я услышал, как музыка прекратилась. — Где ты? В Праге?
— Да. — Я прислонился к стене. Ее голос успокаивал. — Говорю с телефона-автомата из какого-то кафе.
— Черт побери, как классно! — она рассмеялась. — А что ты там делаешь?
— Отдыхаю вместе с Артом. Мы… — Я посмотрел на венецианское окно, выходящее на улицу. — Мы смотрим достопримечательности. Рядом с нашей гостиницей находится замок.
— Вау! — воскликнула Николь. — А там холодно? У нас тут жуткая буря. Сидим дома. Дороги закрыты, все закрыто. Пришлось даже вызывать национальную гвардию, черт побери.
— А почему ты так рано вернулась? — спросил я.
Она раздраженно фыркнула:
— Помогаю с переводами студентов на весенний семестр. Устраиваем эти глупые тематические беседы… Мы все тут занимаемся дурацкими делами. Я здесь одна, я и студенты-иностранцы. На ужин почти каждый день макароны. Эй, — она щелкнула жвачкой. Видимо надула пузырь, и он лопнул.
— Я видела твоего друга, как там его зовут? Большого рыжего…
— Хауи?
— Да. Он был в стельку пьян. Я видела его в «Погребке», примерно три недели назад.
Хауи часто сидел в «Погребке», и в результате его знало большинство студентов Абердина. Как выразился Арт, Хауи был одним из студентов, входящих в землячество, которые приходят на вечеринки еще долго после окончания университета.
— Он подрался с одним из вышибал, — сообщила Николь. — Приезжала полиция — в общем, по полной программе. Твой друг орал всякую чушь, — что он вернется и купит бар, и будет всех постоянно поить бесплатно. Тебе стоило это увидеть — он впал в истерику. Полицейским пришлось его тащить силой. На самом деле мы все лопались от смеха. Хауи сказал, что ему никто не может причинить зла, что он бессмертен. И всю эту чушь он орал в стельку пьяным, практически лишаясь чувств. О, Боже, это было так смешно! — Она захихикала.
«Это не мог быть Хауи», — подумал я, а затем решил, что вполне возможно он не сразу поехал в Новый Орлеан, а завернул в «Погребок», чтобы выпить на дорожку.
— Так когда ты возвращаешься? Правда, я тебя теперь в любом случае не вижу. После той недели, когда мы встречались каждый вечер…
Она замолчала. Мы оба подумали об одном и том же, я понял это. Секс у нее на ковре, мы оба под кайфом. Это казалось таким далеким…
— Ну, я загляну, когда вернусь, — ответил я и опустил глаза, словно Николь стояла передо мной.