Боги не врут...
Шрифт:
— Хм-м…, госпожа, вы мне открываетесь совсем с другой стороны,— почесал затылок Том.
— Ты рассчитывал обнаружить в моём лице маленькую избалованную стерву, росшую без присмотра отца? Под эту личину в моём арсенале тебе лучше не попадать. Впрочем, как и нашей охране, развесившей уши, вместо наблюдения за обстановкой,— расплылась я в снисходительной улыбке.
Следившие за нашим разговором охранники, как по команде показали нам затылки, мгновенно уставившись в окна.
— Раз ты это сказала при них— это не секрет,— задумчиво уставился на меня Том.
— Не секрет,— покачала я головой, переводя взгляд на водителя, напряжённо смотревшего в ветровой стекло.— Вы что–то хотели сказать?
Желание
— Госпожа, вы очень наблюдательны,— повернулся ко мне водитель.— Только не знаю, стоит ли.
— Говорите! За разговоры я вас оплаты лишать не буду,— своеобразно подбодрила я его.
— Хорошо!— всё же решился он.— У меня есть друг. Он был хорошим поэтом. Некоторые говорили, что гениальным. Слава вскружила парню голову, и понеслось: застолье, пьянки, опять застолье. Доброжелатели сначала угробили талант парня, а потом от него отвернулись. К сожалению, лечение от алкоголизма ему практически не помогает. Только выйдя из больницы, начинает пить вновь. Мы с друзьями пытаемся ему помочь, но по данным хороших врачей, медицина в его случае бессильна. Большинство применяемых лекарств просто не действует на его организм, а те, что действуют, действуют кратковременно и скоро сведут его в могилу. Вот поэтому я и не хотел вам предлагать его кандидатуру в поэты.
— Интересно! Я так понимаю, он сейчас опять лечится,— мой интерес был понятен. Поэт мне нужен нестандартный. Магу жизни не обязательно для лечения применять магию. Я знала и другие способы воздействия на организм.
— Да, он в лечебнице для алкоголиков,— кивнул водитель.
— Та–а–ак…, день ещё не закончился. Едем к нему!— распорядилась я.— Нужно посмотреть на вашего алкоголика. Надеюсь, к нему пускают?
— Пускают!— опять кивнул, несколько озадаченный водитель.— Он сейчас уже на реабилитации, после очередного лечения.
— Вези!
Ехать пришлось довольно долго. Лечебница располагалась на другом конце города, практически на самой окраине. Лечебница оправдывала своё название. Назвать обшарпанное здание за почти проржавевшей до основания металлической оградой, больницей, язык не поворачивался.
— У нас с друзьями не так много денег,— пожал плечами водитель, на мой недоуменный взгляд. Он достал мобильный телефон и попросил друга выйти в небольшой парк за оградой.
Старенький дед, в будке охранника на въезде, водителя знал в лицо, так что пропустил нас с Томом вместе с ним за компанию, не потребовав никаких документов и разрешений.
— Это Туск Сайпор, а это— мой теперешний объект охраны, госпожа Синта Крой и её управляющий,— представил нас водитель.
— Марин, ты опять нашёл спонсоров? Напрасно! У меня опять такое чувство, что моей силы воли надолго не хватит,— с угрюмой усмешкой обозревал нашу компанию бывший поэт. Затуманенный, тусклый взгляд, опухшее от постоянного лежания лицо, растолстевшее тело в потрёпанном, застиранном больничном халате— это чудо и было раньше поэтом.
Внешний вид бывшего гения меня не оттолкнул. Аура, хотя сейчас и очень искажённая воздействием каких–то сильнодействующих препаратов, у него несколько отличалась от обычной. Чувственное восприятие превалировало над остальными. Возможно, поэтому на него не действовало большинство медицинских препаратов. Случай запущенный, но легко излечимый.
— Так…, гений пера и чернильницы. Хочешь излечиться?— недовольно глядя на морально опустившийся объект, бросила я.
От маленькой пигалицы он явно такого вопроса не ожидал. В глазах промелькнула заинтересованность.
— А что…, есть варианты?— проведя сразу пересохшим языком по губам, прохрипел он.
И раньше, по ауре, можно было понять, что излечиться от зависимости он хочет, но борьбу с собственным разумом раз за разом проигрывает.
— Идёшь ко мне в поэтическое рабство на три года, и будешь прыгать здоровым резвым козликом или козлом, это уж как захочешь. Сразу предупреждаю, к сожалению, после лечения о своём пристрастии к алкоголю забудешь до конца жизни, и употреблять спиртные напитки больше не получится,— необычное предложение об излечении в устах невысокой девочки звучало дико.
— Э–э–э…, гарантируешь?— протянул он, нервно теребя больничный халат и с недоверием рассматривая меня.
— Мне нужен раб— поэт, для озвучки музыки. Ты мне подходишь. Немного тебя подрессирую, и будет всё путём,— под его подозрительно–недоверчивым взглядом я не растаяла и не испарилась.
— Согласен,— наконец, после длительного раздумья пробормотал поэт.— Когда ложиться в больницу?
— Ишь чего захотел! Больницу ему подавай!— с сарказмом буркнула я. Повернувшись к водителю, я приказала:— Быстро сгоняй за пойлом, чем крепче— тем лучше. У тебя времени пятнадцать минут. Время пошло.
Промедлив всего мгновение, водитель сорвался с места.
— Ты…, продукт современной медицины, быстро разделся и лёг на эту лавочку!— на всякий случай я придала голосу слегка вибрирующие нотки— своеобразный гипноз. Человек с ослабленной психикой некоторое время не может противиться командам, подаваемым таким образом.
Только обнаружив себя раздетым и на лавочке, поэт очнулся от воздействия, но было уже поздно. На всякий случай, я парализовала несколькими ударами пальцев его двигательные центры и приступила к подготовке операции по возвращению пациента в нормальное состояние. Десяток отличных серебряных игл нашлось у меня в причёске. Что я зря отращивала длинные волосы! Для работы с нервной системой этого количества вполне достаточно. Блокируя одни центры мозга и возбуждая другие при воздействии иглами на активные точки тела, связанные с мозговыми центрами, я программировала мозг на получение задания. Маг жизни, играя моими руками на теле пациента, творил чудо. Уколы следовали один за другим. Кое–где иглы задерживались в теле на некоторое время, пока я занималась другими центрами.
— Пей до донышка,— приподняла я безвольного пациента на скамейке и приставила ему к губам бутылку, какого–то марочного коньяка с большим градусом, принесённую водителем.
После опустошения пациентом бутылки, процедура втыкания игл в тело продолжилась. Ещё минут десять я издевалась над телом поэта, выправляя его ауру. Наконец, отстранившись от него, взглянув на охреневшие рожи водителя и управляющего, предупредила:— Если не отойдёте в сторону, отстирать одежду будет трудновато.
Мужики отскочили, как ошпаренные, и вовремя. Из желудка пациента началось извержение. С каменной маской на лице, понаблюдав за процессом и дождавшись его завершения, я похлопала поэта по заднице:— Всё! Одевайтесь! Лечение окончено! Завтра проверитесь у местных эскулапов и выписывайтесь. Как только эскулапы вас отпустят, ваш друг Марин привезёт вас ко мне, будете отрабатывать лечение.
— Это… всё?— недоверчиво ощупывая себя, выдавил, наконец, поэт.
— А вы что, предполагали, что я с вами буду месяц возиться?— ехидная усмешка нарисовалась на моём лице.— И это…, лучше оденьтесь быстрее и не смущайте развратным зрелищем мой неокрепший детский организм.
— Да…, вы…, куда только свои иголки не пихали и ощупали моё многострадальное тело с ног до головы,— быстро одеваясь, проворчал Туск. Только полностью одевшись и закутавшись в больничный халат, он удивлённо протянул:— А ведь и правда, полегчало! Чувствую себя заново родившимся. Вы откуда…? Вы что— маленькая фея?