Боги слепнут
Шрифт:
Марк Проб научился по-своему общаться с черным лоскутом. Тот приносил ему поесть – крал каким-то образом в тавернах. Притаскивал даже номера «Акты диурны». Но теперь из вестника мало что можно было узнать о происходящем. Черный лоскут был его добрым гением – сторожил по ночам, прислушиваясь к малейшему звуку. Длинным отростком, похожим на щупальце, он забрался в старый кран и вычистил ржавчину. Теперь у Марка была вода – он мог пить вволю, мог даже умыться в старом медном тазике. Удивительно, как этот черный лоскут умудрился стащить с веревки простыню и притащить в каморку, где прятался Марк. Простыню
– Раньше я знал, что делать, – говорил Марк Проб своему странному собеседнику. – Меня будто вел за руку кто-то неведомый. Стоило поступить верно, и невидимая рука гладила меня по сердцу и приговаривала: «Правильно, мой мальчик». Стоило ошибиться, и я чувствовал себя безмерно виноватым. Мой гений всегда был со мной, всегда подсказывал. А ныне? Я чувствую себя беспомощным слепцом. Иду и все время натыкаюсь на глухие стены. Пытаюсь перелезть, и ничего не получается. Ровным счетом ничего. Ты слушаешь меня?
– Д-х-х… – сообщила в ответ тряпка, шлепнув руками-лоскутьями по полу. Что означало «да».
Теперь странный друг все меньше напоминал Марку черную тряпку, все больше – неведомый цветок, в свернутых лепестках которого порой угадывалось человеческое лицо.
– Как жить без гения? Как узнать, правильно ты поступаешь или нет? Да и зачем жить? Гений знал. А знаю ли я? Сам ты в прошлом гений, наверняка.
– Н…т, – возмутилась тряпка.
– Нет? Ну ладно, пуская не гений. Может, бог?
– Н…т.
– Ладно, не будем гадать. Но я могу на тебя положиться?
– Д…, – прозвучало уверенно.
– Я вижу кругом беззаконие и подлость, и не знаю, что делать. Ты можешь посоветовать?
– Н…т, – раздалось в ответ.
– И ты не знаешь, – вздохнул Проб. – А кто знает? Элий мог бы что-то сказать. Хотя вряд ли. Элий – странный человек. Может, с Курцием поговорить?
– Д…, – согласилась тряпка.
Из магазинчика канцелярии, что находился на первом этаже, тряпкой были украдены бумага и стило. И Проб сел сочинять послание Курцию. Не сразу и получилось. Надо было написать так, чтобы префект римских вигилов понял, от кого записка, но при этом перехваченное, письмо не должно было послужить уликой. Наконец что-то получилось. Писульку Проб свернул вчетверо, запечатал в конвертик и отдал лоскутку-посланнику. Тот ушел. Вернее, уполз. И ползал два дня. Вернулся на третий. И не один. С Курцием.
Центурион вигилов уселся на самодельное ложе беглеца и долго смотрел на изуродованные лицо Проба: синяки на его лице приобрели желтый и зеленоватый оттенок. На губе еще не зажили ссадины, а провал на месте передних зубов пугал своею мертвой чернотою. Курций принес бутылку вина, разлил по чашам. Они выпили. После этого Проб начал свой рассказ. Выслушав, Курций долго молчал. Потом сказал наконец:
– Тебе надо уехать. В Лондиний. Но не сразу. Сначала поможешь мне. Надо постеречь одного очень ценного человека.
– Кто он?
– Свидетель. Котта.
– Слуга Элия?
– Он самый.
– Значит, ты нашел его. А я не сумел. Тогда ты знаешь, что это Бенит изнасиловал Марцию? – Курций кивнул. – Я пытался убедить Марцию выступить в суде. Но она отказалась. И что Котта? Согласился?
– Он должен
– Мы победим?
– Вряд ли. Но мы должны сражаться.
На мгновение Марк Проб задумался. Говорить или нет? Впрочем, теперь он может говорить все. Теперь – уже все.
– Курций, я подозреваю, что это Бенит убил Александра. У меня нет доказательств. Есть только видение… пророчество…
– Я не подозреваю Бенита, – усмехнулся Курций. – Я знаю, что это сделал он.
– Но это мы доказать не сможем.
– Сейчас – нет. Но если отстраним Бенита – докажем и это.
Марк Проб на мгновение поверил, что это возможно.
Котта открыл глаза. Над ним висел огромный черный цветок. Он парил в воздухе и слегка шевелил черными атласными лепестками. Несомненно – цветок был живой. Где-то в его середине среди черных бархатистых тычинок прятались две блестящие бусины глаз.
Котта сел на постели.
– Кто ты?
Цветок подался вверх. Теперь Котта заметил, что цветок висит на тонкой, как путина, нитке. Только нитка эта черного цвета. В спальню из открытого окна дул легкий утренний ветерок, слегка колебались занавески, и черная нитка тоже слегка колебалась. Цветок медленно поворачивался, продолжая следить за Коттой. Никаких сомнений: этот черный монстр его стережет. Если Котта попытается удрать – задушит, обездвижит. Неужели кто-то в Риме может тягаться с Бенитом? После гибели Макция Проба и Помпония Секунда вряд ли кому-то удастся свалить диктатора.
Элий попробовал и не сумел. Большой Совет отступил. Значит – никто уже не сумеет. Никто? Но может быть, все-таки Курций?…
Глава X
Августовские игры 1977 года (продолжение)
«Дайте мне несколько лет, и я сделаю то, что не сделали императоры за целое тысячелетие. Рим станет единой корпорацией, где все будут помогать друг другу: банкиры, рабочие, солдаты и писатели,» – пообещал диктатор Бенит. Так дадим ему шанс сделать нас счастливыми.
«Вступайте в общество «Радость», если хотите, чтобы вы и ваши дети отдохнули летом на море. Члены общества получают бесплатные тессеры в театры, бесплатный пропуск на стадион. К тому же каждая тессера участвует в розыгрыше призов».
91
18 августа.
Префект Курций десятый день сказывался больным. Исполнители требовали от него присяги Бениту на верность. Курций делал все, чтобы присягу не дать. Схватка не равна, силы не равны. И Бенит победит. Но Курций должен продержаться как можно дольше. Курций верил в то, что время как-то может сыграть ему на руку. Он не задумывался, насколько Бенит сильнее его. Просто сильнее и все. Однако и у Курция были союзники. Фабия прятала его на своей вилле. Марк Габиний дал денег. Гимп помогал готовить документы для суда. Каждая минута приближала Курция, нет, не к победе, но к чему-то более важному, чем победа. Выстоять эту минуту, выиграть эту минуту. Радостно было думать, что каждую минуты он выигрывал у Бенита. Отбил в схватке, как драгоценный бриллиант. И каждая эта выигранная минута была победой.