Боги слепнут

Алферова Марианна Владимировна

Через полчаса Курций был арестован.

Курций думал, что достаточно ему вынести пытки и промолчать, и он выиграет дело. Главное – не выдать свидетеля. Глупец! Свидетеля нашли. И создали десяток других фантомов, которые друг за другом под присягой подтверждали, что Курций поносил последними словами юного императора. Напрасно Курций клялся, что все это ложь. Каждое его слово обвинитель выворачивал наизнанку или просто не давал подсудимому слова. В три дня процесс был завершен. И Курция приговорили к арене.

И вот сегодня Курция казнят. Его растерзают

в Колизее львы. Бенит лично явится посмотреть. Он не жесток. Но на смерть Курция он с удовольствием поглядит.

Пурпурная «трирема» доставила диктатора в Колизей. Амфитеатр был полон. Едва Бенит появился в императорской ложе, как зрители повскакали с мест, и разразились восторженными криками. Бенит приподнял руку, и уселся в свое обитое пурпуром кресло. Кресло императора пустовало. Ребенку в таком возрасте не стоит смотреть на подобные забавы. Даже если приговоренный оскорбил Величие императора.

Через несколько минут на арену выйдет Курций. В клетках уже дожидаются звери. Бенит возрождает древние традиции. Сердце римлян должно избавиться от ненужной мягкости, обрести жесткость и силу людей, вскормленных молоком волчицы.

II

Курций не мог идти сам, и его везли в повозке. Медленно от здания карцера по улицам Рима следовала процессия. Как будто палачи в последний раз решили позволить бывшему префекту вигилов полюбоваться Вечным городом, который он охранял, но не сумел уберечь. Толпа, следовавшая за ним, молчала. Лишь однажды кто-то крикнул.

– Слава Курцию! – но крик этот тут же замер.

Зато прибежало человек тридцать здоровяков, одетых в черные туники, и принялись забрасывать повозку тухлыми яйцами, гнилыми сливами и прочей дрянью.

Курций не пытался уворачиваться. Ему было все равно. Все тело его представляло сплошную кровавую рану. После спектакля, устроенного три дня назад в суде, ему сделалось все равно. Смерть перестала его интересовать. Смерть даже влекла. Если бы ему дали меч, он бы, не раздумывая, закололся. Но никто не собирался снабжать его оружием. Дикие звери вопьются в него своими зубами.

Неожиданно с высоты своей повозки Курций увидел женщину в белом. Она шла по проезжей части улицы, и никто не пытался ее остановить. Очередное яйцо ударило Курция в висок. Липкая холодная масса потекла по скуле. Женщина приближалась. Курцию показалось, что боль в изломанном теле на мгновение отпустила. Женщина была уже возле преторианцев, охранявших повозку. Гвардейцы расступились перед ней и пропустили. Что-то липкое, дурно пахнущее шлепнуло в шею. Женщина ухватилась рукой за повозку. И вдруг черные заволновались. Они заметили и поняли. Они с визгом кинулись на гвардию претория, пытаясь пробить оцепления и добраться до женщины в белом. Но проницаемая для одинокой безоружной девы, цепь охраны сделалась непробиваемой стеной. Черные отхлынули. Под вопли и проклятия исполнителей Курций склонил перед весталкой голову, и Валерия коснулась пальцами руки Курция. Он стал свободен. Вообще говоря, для того, чтобы освободить его, достаточно

было одного появления Валерии. Но зная коварство Бенита, Валерия решила не полагаться на такое хрупкое утверждение как «попалась на встречу». Весталка коснулась осужденного и толпа видела это. Древним законом, священным законом нельзя было пренебречь!

– Освободить его! – приказал центурион и губы его раздвинулись в странной улыбке: он понимал, что как только Курций будет освобожден, черные тотчас растерзают его на месте.

Разумеется, это не доставит Бениту такого удовольствия, как зрелище разбросанных по арене кишок казненного. Но растерзанный толпой враг – это тоже неплохо.

– Освободить, – подтвердила Валерия. – Я провожу его до больницы. Он слишком слаб, чтобы оставлять его без присмотра.

Возница принялся разворачивать повозку. Эскорт гвардейцев стал разворачиваться следом.

– Что это значит?! – крикнул центурион.

– Мы должны охранять весталку. Ты же видишь, толпа бушует, – отозвался один из гвардейцев.

Центурион в ярости стиснул в руке вырезанную из виноградной лозы палку. Публично возразить гвардейцу он не смел. Мерзавцы! Разве ради того, чтобы они охраняли преступника, Бенит заменил весь состав преторианской гвардии? Но кто посмеет поднять руку на Великую Деву?

Валерия шла рядом с повозкой и держала Курция за руку.

– Знаешь, куда тебя везут?

Курций отрицательно покачал головой. Он в самом деле не ведал, куда он направляется.

– В больницу. Тебе окажут необходимую помощь. А потом…

– Потом явятся эти, – он кивнул в сторону исполнителей. Не в силах добыть осужденного, они бранились, строили рожи и грозили кулаками. – И убьют.

Валерия отрицательно покачала головой.

– Сегодня удалось устроить так, что Эсквилинскую больницу охраняет Первая центурия вигилов.

Курций удивился:

– Как это удалось?

– Деньги, – шепнула Валерия.

Для вигилов Курций свой. Те умрут, но не выдадут его толпе. Поэтому в Колизей его сопровождали гвардейцы претория. Бенит наделся на их преданность. Но просчитался. Чуть-чуть. Самую малость.

– Завтра Бенит поменяет охрану.

– Завтра тебя не будет в Риме.

– Как мне тебя отблагодарить, Великая Дева?

– Будь верен Риму. Риму, а не диктатору. Только и всего. А больше ничего и не надо.

– Знаешь, что за свидетель должен были явиться в суд и дать показания против Бенита? – спросил Курций шепотом.

Валерия отрицательно покачала головой.

– Котта. Слуга Элия. Он подтвердил, что Марцию изнасиловал Бенит. Против меня состряпали дело в оскорблении Величия императора, а Котта… Котта исчез.

– Курций, мы должны бороться, – прошептала Валерия и, оглянувшись, с ненавистью поглядела на исполнителей, идущих за ними по пятам.

– Знаю. Но иногда не хватает сил. Слишком часто не хватает. – Он облизнул изуродованные губы.

– Нам хватит сил. Бенит не может победить. Мы будем вместе, даже если будем далеко. Я, ты, Элий… – Она замолчала.