Боги войны
Шрифт:
– Эй! – высоким голосом пронзительно выкрикнул горластый молодой казак. – Клади оружие! А не то смерть примите лютую! Все клади! И с коней сходи! А не то положим! Всех положим!
Казаки подходили ближе. Двести шагов, сто. Пёстрое воинство, вооружённое до зубов, только ждало команду. Пелепелицын всё понял разом. Сосновый остров разделял реку Самару надвое. За ними следили, наверное, давно, когда они шли ещё вдоль русла Самары, может, от её истоков. Ведь такому войску нужно было много воды – сам Бог велел продвигаться вдоль реки. Да и Самара не дала бы им заблудиться – вела к Волге! Но следили с другой стороны реки. Именно там, на Сосновом острове, и прятались казаки. И были у них только струги, ведь никто не слышал конского ржания. Они тихонько обогнули остров, доплыли до этого берега, вышли и поднялись по круче. Да что теперь гадать, как это было!
– Что делать будем? – спросил у Василия Пелепелицына один из его товарищей.
– Да, что теперь ты будешь делать, сын боярский? – спросил Хасим-бек. – Самое время вспомнить о своём обещании моему князю! Самое время…
«Воевать с казаками – гиблое дело, – шептались русские ратники. – Да их и больше в три раза! Куда нам? Все поляжем! Да и свои они…»
Посол Василий Пелепелицын пришпорил коня и вылетел вперёд, затем осадил скакуна. Потянул из ножен саблю. А казаки-разбойники уже были рядом. Посмеивались. У большинства в ушах сверкали золотые серьги. Они готовы были и дружбу предложить на своих условиях, и смерть посеять.
– Не балуй, командир! – сказал чернявый казак в заломленной шапке, в чёрном камзоле, расшитом серебром. В глаза бросалась его чёрная, как смоль, лопатообразная борода. Он шагал, окружённый отрядом самых сильных, самых хорошо вооружённых воинов. – Это ж не твоя война! У нас с этими бесами свои счёты! Кто ты таков, что с ними дружбу водишь?
– Я посол Его Величества царя Иоанна Васильевича! Боярский сын Василий Пелепелицын! Именем государя – остановитесь!
Но они и так уже встали друг против друга.
– А ты с коня слезь, если хочешь уважить меня, – сказал казак.
Василий недолго думая спрыгнул на землю.
– Уважил?
– Пожалуй, что так, – ответил свирепый видом вожак, в чёрной и страшной бороде которого сверкало редкое серебро.
– Тогда скажи, как тебя зовут?
– Богданом меня зовут. Богданом Барбошей, – язвительная улыбка не сходила с его резко очерченных губ. – Атаман я, отец всем этим казачкам! – кивнул он на свою рать. – А теперь я поучу тебя уму-разуму, боярский сын. Во-первых, ты в Диком поле, – усмехнулся казак, держась за рукоять сабли. – Эта пядь земли ни ногайская, ни царская. Тут всяк себе хозяин! Кто смел, тот и съел! – Он оглянулся на своих товарищей. – А потом, и мы хороши! Мы тоже царю служим! Не так, как ты, конечно. По-свойски. Но ещё как служим! Мы из них, бесов этих, душу выбиваем, а царь-батюшка нам ружья да порох шлёт. А добро хазарское мы пополам делим. – Казаки шумной ватагой уже обступили широко открывшийся караван. – Вишь, добра-то сколько! – Казацкий атаман вытащил из ножен длинный нож, направился к поклаже и вспорол первый тюк – шелка полезли оттуда. – Ого! – воскликнул атаман. – Разбогател я нынче! – жадно захватил материал и потянул из мешка. – Роксане моей будет подарок! И бабёнкам моих казачков, да деткам их многим, что по сёлам да весям разбросаны! А бухарцев, – он кивнул на хозяина каравана, – самих на рынок свезём – продадим по дешёвке! Пусть мужикам послужат!
И вновь казаки заржали. И тут предводитель бухарского каравана не выдержал.
– Мои храбрые войны! – вырвав ятаган из ножен, закричал он. – Во имя Аллаха – защитим от неверных наш караван!
И, забыв, что неуклюж и смешон, побежал от берега вперед.
– Да плюнь ты на свой караван! – крикнул ему в спину Василий Пелепелицын. – Слышь, купец! Договоримся как-нибудь!
Но толстяк-бухарец не услышал его. Возможно, это была его первая и точно, что последняя, доблесть в жизни! Только имя Аллаха и заставило ожить бухарцев. Они бросились к своим животным, к своему добру – сотням тюков и верблюдам, лошадям. Для этого их и нанимали – охранять караван ценой собственной жизни! Но им стоило только дёрнуться. Казак в чёрном камзоле махнул рукой – и человек пятьдесят из обступивших караван разбойников разрядили свои пищали в бухарцев. Они рухнули тут же, рядом с тюками. Схватившись за простреленное горло, повалился и полный бухарский командир в пёстром халате.
Два казака обошли его с двух сторон. Поверженный бухарец хрипел и захлёбывался кровью.
– Молодец, хлопчик! – весело крикнул один из казаков. – В горло борову попал – не попортил кафтан-то! Не продырявил!
В предсмертной агонии враг всё ещё вздрагивал всей своей тяжёлой тушей.
– Да я теперича, коли Богдан позволит, одену и не сниму его более! – откликнулся второй. – Красив он! А кровь его хазаре, кто ещё жив, отмоют!
Казак в дорогом камзоле, назвавшийся атаманом Богданом Барбошей, вышел вперёд. Он поставил ногу на одного из убитых бухарцев.
– Ну а этот кто таков? – кивнул он на Хасим-бека, стоявшего у обрыва в окружении своих людей, готовых в любую минуту вступить в схватку и погибнуть за своего командира. – Глаз узкий, злой, недобрый! – Казачий атаман колко смотрел на Хасим-бека. – Шея так и просится под казацкую саблю! – он кивнул и на остальных ногайцев. – Как и всей этой нечисти. И не вижу я, почему мне не сделать так, как сердце моё велит…
Жестоки были казаки, оттого их и боялись. Но не более жестоки, чем ногайцы! Те не церемонились с русскими, казаки платили им той же монетой. Так же цинично, с тем же расчётом. Одним словом, око за око, зуб за зуб. У степняка совести нет, знали казаки, раскаяние ему неведомо. Кто сильнее, тот и победил. Даже не так: кто хитрее, ловчее, коварнее! Кочевым народам, вышедшим из монгольских степей, никогда не было присуще благородство. Это повелось ещё с Чингисхана. А как они воевали? Нападут на неприятеля и бросятся назад, точно испугались. Русские витязи за ними. А степнякам только этого и надобно! Затянут обманом на свою территорию, а потом со всех сторон бросятся тучами и перебьют куда более малого числом противника. Казаки платили степнякам той же монетой. Ничего не стеснялись!
С волками жить – по-волчьи выть!
– Перед тобой посол князя Уруса – Хасим-бек, я его в Москву везу, – сказал Пелепелицын. – И за него перед царём головой отвечаю. Захочешь убить его – убей и меня.
– Посол, говоришь? – Казак запустил руку в перстнях в широкую смоляную бороду. – Да зачем же мне посла убивать? Посол о мире хлопочет! Нет, посла я жизни лишать не стану. Разве я лиходей какой-нибудь? – Он оглянулся на своих казаков, и те весело заржали. – Тем паче, что его русский царь ждёт. А я такой же слуга русскому царю, как и ты, сын боярский. И потом, меня и ребят моих караван интересует. Тебе – посол, мне – шелка и парча.
– А если я тебе скажу, что вырезав ногайцев на той стороне Волги, ты всех ногайцев с государем рассорил, – грозно сказал Пелепелицын. – И что государь тебе этого не простит! Что на это скажешь, Богдан?
– Скажу, что ты не прав! Мне государь всё простит! Это я с Иваном Кольцо, другом моим закадычным, два года назад Сарайчик сжёг. Вот почему черти приумолкли! Оглядываться стали даже в своих степях! Так что за пару сотен ногайцев простит меня царь. Посол-то вон – жив-живёхонек! За что пусть тебя поблагодарит. Если бы не ты, боярский сын, живьём бы его в землю зарыл, – взгляд атамана метнул лютый гнев. – Как они наших казаков зарывают! Сейчас Иван приплывёт, он и расскажет, как на той стороне было! Всё ли ладно вышло. А мы пока пир готовить будем…
Василий Пелепелицын смотрел с обрывистого берега на приближавшуюся флотилию. В лодках, ранним утром отвозивших на ту сторону ногайцев, теперь плыли казаки, устроившие засаду. Победители возвращались! Впереди шла лодка второго атамана. Вот рыбацкие судёнышки стали врезаться носами друг за другом в прибрежный песок. Какими же хозяевами казаки ступали на песчаный берег! Шумно смеялись, всё ещё переживая жестокую схватку.
– Вот он, их атаман Иван Кольцо, – держа руку на рукояти меча, сказал вставший рядом с Пелепелицыным ординарец. – Царёвыми слугами себя возомнили! Перевешать бы их всех вместе с ногайцами! Натерпится ещё наш царь от этих лиходеев!