Богиня по крови
Шрифт:
Морриган, заново потрясенная звериной красотой кентавра, с трудом удерживалась, чтобы не пялиться на него. Кеган выглядел молодым, красивым и очень необычным, хотя на лице его было серьезное и грустное выражение, подобающее такому случаю.
«Любопытно, в каких отношениях он был с Мирной? Все-таки Биркита назвала его повесой!..»
Морриган тут же отогнала прочь эту мысль. Она твердо сказала себе, что отношения Мирны и Кегана совершенно ее не касаются. Ей нужно было сосредоточиться на молитве о душе умершей девушки, а не думать о всяких сантиментах. Этим могла бы тешить себя какая-нибудь героиня сериала.
Морриган
«Что мне сказать, чтобы помочь душе Мирны, да и еще кое-кому? Например, Рианнон или Шаннон, той самой женщине, которую я представляла своей матерью и о которой тосковала всю свою жизнь».
Девушка почувствовала неожиданный приступ злобы, подогреваемой отчаянием, подняла руки и заговорила звенящим голосом:
— Адсагсона, я взываю к тебе, живущей на небе и на земле! — Она помолчала и опустила руки, разведенные в стороны.
Юная жрица, не открывая глаз, стараясь разобраться в сложных чувствах, вызванных в ее душе жизнью и смертью Мирны, продолжала:
— Наши гости, мастер-скульптор Кеган и мастер-каменщик Кай, принесли нам печальную весть. Умерла Мирна, дочь Избранной Эпоны. Теперь мы, твои жрицы и я, просим тебя сопроводить ее душу в царство Богини, а также помочь тем, кого она оставила здесь. Облегчи их боль хоть как-то.
По-прежнему не открывая глаз, Морриган замолчала. Она боролась с приступом ревности, грозившим ее захлестнуть.
«В эту минуту Шаннон, вероятно, оплакивает смерть дочери. Точно так же я когда-то рыдала в подушку бесконечными ночами, пока не засыпала от изнеможения. Я до последней секунды глядела на фотографию этой женщины и тосковала по матери, которой никогда не имела. Все это время, бесконечные годы, Шаннон была жива и здорова. Она жила себе счастливо в Партолоне и любила свою настоящую дочь. — Эмоции переполняли Морриган, вызывали в ней дрожь. — Дед и ба слишком долго скрывали правду! Это было несправедливо. Если бы они сразу все мне рассказали, то я могла бы оказаться в Партолоне раньше. Уж способ-то я точно нашла бы! Тогда у меня была бы мать, пусть даже мне пришлось бы делить ее с собственным двойником. В конце концов, Мирна умерла, а я жива. Я осталась бы у Шаннон, но эту возможность у меня забрали».
Гнев Морриган вспыхнул ярче. Так взвивается пламя костра, когда туда подбрасывают сухие мертвые ветки.
В пещере нависла тяжелая тишина, которую неожиданно прервал голос Биркиты:
— Всемилостивейшая Богиня, дарующая покой, госпожа сумеречных царств и утробы земли, мы благодарим тебя за то, что ты направила душу Мирны к золотым вратам, ведущим на прекраснейшие луга Эпоны. Говорят, что однажды она обретет новую телесную оболочку, которой даст рождение другая мать. Поэтому душа вновь появится на земле, но уже в по-настоящему крепком теле и с более мудрым умом. Мы все желаем, чтобы этот путь был радостным для Мирны, дочери Рианнон Маккаллан, Избранной Эпоны, более всех любимой своей Богиней.
Поначалу Морриган обрадовалась, что Биркита не дала церемонии прерваться, но, по мере того как она слушала жрицу, в груди у нее всколыхнулись другие чувства.
«Биркита знает, что Рианнон была
Прежде чем бывшая верховная жрица успела произнести что-то еще, Морриган почувствовала, как в ее душе ярко запылал гнев.
«Да!.. Это праведное чувство. Так и надо», — прозвучал у нее в голове соблазнительный шепот.
— Сегодня я молюсь не только о Мирне и ее матери, но и обо всех, кому эта смерть принесла горе, кто опечален несправедливостью такого исхода, — страстно проговорила Морриган и крепко зажмурилась.
Для нее эти слова имели не только двойной смысл. Они обладали глубиной, были многослойными. Эти пласты складывались из печали, горя, боли, потерянности.
— Помоги нам обрести счастье в печали, смысл в несправедливости, свет во тьме. Может быть, я сумею стать его частью.
Гнев, много лет едва тлевший в ее душе, продолжал полыхать. Она открыла горящие глаза и выбросила вперед руки так, словно швырнула на валун все чувства, накопившиеся в ней.
— Услышьте меня, души кристаллов! Да будет свет!
На ее призыв откликнулся не только этот камень. Все селенитовые кристаллы во всем Усгаране запылали великолепным яростным огнем.
Морриган воздела руки. Она упивалась страстью и мощью, пламеневшей вокруг и внутри ее.
«Да! Владей своей мощью. Таково твое наследие».
— Я заявляю права на то, что принадлежит мне. Я верховная жрица. Мой огонь горит сейчас здесь для всех, кто испытал боль или несправедливость.
«Я больше не сирота и не изгой», — молча добавила девушка, обращаясь к голосу, звучавшему у нее в голове.
Стоило Морриган появиться в пещере Усгаран, как кристаллы сразу загудели. Кеган ощутил это. Ему показалось, будто он стоит тут голый, а его возлюбленная решила пошалить и дунула на взмокшую кожу. Он смотрел, как Морриган движется с процессией, и был удивлен, даже ошарашен тем, что она не сводит с него внимательных глаз. Когда юная жрица наконец начала ритуал, ее голос звучал так страстно, словно девушку глубоко опечалила смерть Мирны. Эмоции захлестнули Приносящую Свет. Какое-то время она не могла продолжить, и всем показалось, что молитву за нее придется закончить Бирките.
Затем Морриган вновь заговорила, но на этот раз ее тон совершенно изменился. В голосе чувствовались гнев и напор, имевшие больше отношения к битве, чем к похоронам. Когда она открыла глаза и приказала кристаллам зажечься, то сделала это яростно и пылко, без сожалений и стенаний. Запылали не только кристаллы, но и сама Морриган. В пещере было дымно от тлеющей сладкой травы. Кристаллы высвечивали тонкие вьющиеся струйки пара, придававшие всему странный вид, как в подводном царстве. Посреди этого царства стояла Морриган, величественная Богиня, окутанная светом. Вокруг нее бушевала энергия, приподнимавшая ей волосы. Дыхание с шумом вырывалось из груди Кегана, когда он, очарованный, смотрел, как эта девушка заявляет права на свою судьбу.