Богиня пустыни
Шрифт:
— Вы очень любезны, профессор Пинтер.
— Расскажите об этом моим рабочим в лагере. Возможно, они придерживаются иного мнения.
Элиас протянул руку к карте, но Сендрин сделала вид, что не заметила этот жест, и оставила карту у себя. Она спросила профессора:
— Как обстояли дела у Селкирка после его возвращения из Калахари? Он сразу после этого начал строительство дома в районе Ауасберге?
— Нет, — покачал головой Пинтер. — Работы над домом начались раньше, за два или три года до его возвращения.
Сендрин обдумала услышанное и с удивлением пришла к
На всякий случай она переспросила:
— Вы знаете об этом совершенно точно? Согласно тем документам, что я нашла в библиотеке, дом начал строиться после того, как Селкирк завершил раскопки в Калахари.
Профессор продолжал настаивать.
— Нет-нет, я в этом полностью уверен. Я знал еще некоторых из старших рабочих и одного из архитекторов, принимавших участие в строительстве. И я знаю, что они начали свои работы задолго до того, как Селкирк свернул свою экспедицию.
Если все действительно было именно так, тогда что-то не сходилось. Она еще не могла разобраться, что именно, — слишком много появилось новой информации, — но что-то подсказывало ей, что она вот-вот должна наткнуться на нечто действительноважное.
— Я правильно вас поняла? — она цеплялась за последнюю надежду. — Селкирк оставался еще несколько лет в пустыне, а дом тем временем уже строился?
— Так оно и было. — Могло ли это означать, что была и вторая экспедиция в Калахари, проводившаяся настолько тайно, что Селкирк не доверил информацию о ней даже собственному дневнику?
— А вы разве не знали, что Селкирк приказал встроить в дома найденные древние предметы много позднее? — спросил Пинтер.
— Нет, — ошеломленно произнесла Сендрин, — это для меня новость.
— Должно быть, на то, чтобы впоследствии подогнать все эти камни, вделывая их в стены, потребовался большой объем работ и много средств.
Не в этом ли заключался ключ к тайне? Она снова попыталась воспроизвести хронологию событий: сначала Селкирк отправился в Калахари и обнаружил руины Еноха; затем он вернулся и распорядился о строительстве поместья; однако позже, когда работы уже начались, он, возможно, отправился в пустыню во второй раз и, если сведения Пинтера были верными, только спустя два или три года привез с собой загадочные камни и приказал встроить их в почти готовый дом.
Но куда же привела его эта последняя экспедиция? Снова в Енох? Но в своих заметках он утверждал, что завершил там все работы. Или существовало другое место раскопок в Калахари, о котором до сих пор никто не знал? От этой мысли у нее разболелся желудок, она чувствовала, как дрожат ее руки. Сендрин быстро положила руки на подол платья под стол, чтобы другие не заметили их дрожания.
Другое место раскопок в пустыне! Вероятно, это означало также и новые находки. Если предположить, что камни были вовсе не из Еноха, а из другого места?
И что это было за открытие, заставившее Селкирка попытаться превзойти даже открытие. Еноха, которое, как он сам утверждал, было вершиной его карьеры? Что могло быть значительнее, нежели открытие
«Девичьи фантазии, — посмеялась она над собой. Твоя любовь к романтике умрет вместе с тобой».
— Вам нехорошо? — внезапно поинтересовался Пинтер. — Вы вдруг так побледнели.
— У меня… просто немного закружилась голова. Я думаю, что нам уже пора домой.
— Не раньше, чем я улажу некоторые дела в лагере, — возразил Элиас несколько резко. — Для этого я сюда и приехал, ты забыла?
Сендрин испугалась, что окончательно злоупотребила его терпением.
— Я распоряжусь установить для вас тахту, — предложил Пинтер. — Здесь, в палатке, если вам угодно, или снаружи, в тени. Отдохните немного. — Он глубоко вздохнул. — Я всегда это говорил, и сегодня повторяю еще раз: Африка — неподходящая страна для женщин. — Несколько тише он добавил: — Собственно говоря, это вообще неподходящая страна для таких людей, как мы.
На землю уже давно опустилась темнота, когда они на своих верблюдах подъезжали к деревне. Стало очень холодно, изо рта при дыхании шел белый пар. Дом Элиаса возвышался словно черный колосс под потрясающим звездным небом. Звезды горели во мраке, как глаза хищных животных, а снизу доносился неторопливый рокот прибоя.
Верблюд Сендрин стал на одно колено и позволил своей всаднице спуститься на землю. Она молча выскользнула из седла, не заботясь о том, куда Элиас отведет животных, в полном изнеможении поднялась по ступенькам веранды и открыла дверь. Несколько минут спустя она уже опустилась на свою кровать, неспособная размышлять о пережитом и о той информации, которой снабдил ее Пинтер. Когда Элиас вошел в дом, она уже давно погрузилась в крепкий сон.
Гораздо позже, ночью, Сендрин услышала, как кто-то зовет ее по имени. Женский голос, далекий, искаженный расстоянием.
Сендрин!
Она встала и поежилась. Она не надела с вечера ночную рубашку, и ее обнаженная кожа переливалась в свете звезд.
В последнее время по ночам в пустыне было морозно — поздновато для этого времени года. Июль на Юго-Западе был одним из самых холодных месяцев, и ночью кочевники в Намибе тесно прижимались друг к другу, чтобы не замерзнуть. Еще в Каоковельде Сендрин привыкла к холоду зимних ночей, которые следовали сразу же за жарким днем. Но здесь, этой ночью, она замерзла сильнее, чем когда-либо прежде.
Сендрин!
Она уже слышала этот голос раньше, хотя он не принадлежал никому из тех, кого она знала. В ее первом сне о пустыне, когда она смотрела на руины Еноха, женщина так же звала ее.
Но это был лишь сон. А теперь?
Сендрин подошла к окну и открыла его. Снаружи, естественно, было темно, холод волной устремился внутрь.
Что-то было не так. Чего-то не хватало. Море замерло. Не было видно никакого движения. Не было слышно шума прибоя, только слабый шелест ветра доносился до слуха Сендрин.