Богиня пустыни
Шрифт:
Это были, конечно, эгоистичные мысли, они мучили его уже несколько месяцев. Все, что влияло на Сендрин, касалось в определенной степени и его. В его власти было обеспечить Сендрин безопасность, даже вопреки ее воле. Но ему претило злоупотреблять ее доверием — хотя он делал бы все это для ее же блага. Но стоило ли разыгрывать из себя благодетеля, берущего ответственность за ее жизнь вместо нее?
Он спрашивал себя, где же она находилась в настоящий момент? Если все было благополучно, то она, разумеется, должна быть у своего брата. Но при мысли о расстоянии, которое разделяло их, он практически лишался разума. Уже в Винд-хуке она попала под влияние санов. Тем опаснее казалось подобное путешествие! Саны были повсюду, Адриан знал их достаточно
Вначале он не знал, чем было то, что он чувствовал в присутствии Сендрин. Но вскоре ему все стало ясно. Она была одной из них, но гораздо могущественнее, чем все остальные, встречавшиеся ему до сих пор. Он так никогда и не научился полностью владеть своей силой. Конечно, он кое-что умел: он мог читать мысли других, находящихся на одном с ним уровне. Много лет назад ему удалось научиться читать даже мысли Кваббо. Иногда у него получалось отправлять свои мысли путешествовать в другие миры, открывавшиеся только посвященным шаманам. Но он никогда не позволял себе ничего большего, кроме быстрого взгляда-проникновения, слишком уж испугал его рассказ Гаупта об участи Вильгельма.
Но Сендрин? Если бы она захотела, она могла бы превзойти всех остальных, даже Кваббо, а Адриан не слышал еще ни о ком, кто мог бы составить тому конкуренцию. Кваббо должен был почувствовать, какими способностями обладала Сендрин, сразу же после того, как она высадилась в Свакопмунде.
Кваббо имел уникальный статус в общине санов, у которых никогда не было вождей. Было несколько подобных ему мудрецов, могущественных шаманов, представавших перед посторонними в образе священников, хотя это не имело на самом деле ничего общего с европейскими представлениями о священниках. Все они пользовались определенными привилегиями, но никогда бы не стали на них настаивать; то, что они имели, давалось им добровольно, без всякого принуждения. В этом случае Кваббо не был исключением.
Но, в отличие от других мудрецов-санов, Кваббо верил в то, что власть шаманов существует и за пределами их народа, более того, он придерживался убеждения, что эта власть в людях, выросших без веры в шаманство народов пустыни, была намного сильнее. Для них контакт с божествами пустыни еще не превратился в обыденное действо.
— Огонь вашей власти, — сказал когда-то Кваббо, обращаясь к Адриану, когда тот был еще совсем ребенком, — может гореть сильнее и ярче, чем огонь власти каждого из нас. Мы с рождения знаем о наших силах, поэтому они похожи на постоянно тлеющий жар в костре. В вас эта сила может высвободиться, как бушующее пламя, сильное и неудержимое.
Опасно ли было для Сендрин пойти на такие же испытания, какие прошел Вильгельм Гаупт?
Он многое отдал бы за то, чтобы найти ответ на этот вопрос. Когда его мать рассказала ему, что нашелся брат Сендрин, у Адриана на некоторое время появилась надежда. Самой большой опасностью для Сендрин был Кваббо, а он оставался в Виндхуке. Возможно, если бы Сендрин уехала на некоторое время, это помогло бы ей спастись. По крайней мере, за пределами долины она была бы в большей безопасности.
Вот уже несколько дней Адриан пробовал вступить с ней в контакт. Он знал, что это возможно — Кваббо не однажды появлялся в его снах и мыслях, — но Адриану не хватало знаний, чтобы связаться с ней. Он пытался сделать это разными способами, даже применил один из ритуалов санов, которые он наблюдал, будучи ребенком, но ничего не получалось. Он удалялся в комнату Сендрин, когда пытался связаться с ней; здесь она прожила целый год, здесь отчетливее всего чувствовался ее дух. Но до сих пор не помогло даже это.
А если существоваладругая причина, препятствовавшая контакту Адриана
Какой бы болезненной ни была эта мысль, он должен был принимать в расчет и ее. Только одно обстоятельство было против этого. Когда Адриан концентрировался и пытался послать свой дух путешествовать в те сферы, доступом к которым владели только шаманы, тогда он слышал призыв. Призыв к Сендрин. Возникало ощущение, что весь мир духов был наполнен этими сигналами, как дорожными указателями, которые кто-то расставил специально для Сендрин. Сила этих призывов позволяла Адриану сделать заключение, что речь не могла идти о Кваббо. Это был женский зов. Странным, не определяемым в этом мире способом, Адриан как-то понимал, что эти призывы обладали аурой женственности. Кваббо и Сендрин, без всяких сомнений, могли бы услышать их яснее и отчетливее, но для Адриана они оставались неопределенными и далекими. Тем не менее он был убежден: кто-то звал Сендрин — кто-то, кто был достаточно могущественным, чтобы знать, что она еще жива. И именно это позволяло Адриану продолжать надеяться.
Сендрин жива. Она должна была жить.
Он долго размышлял над тем, что же это за таинственное, призывающее Сендрин существо? Ответа он не находил. Возможно, это была шаманка, более могущественная, чем Кваббо и остальные мудрецы? Если таковая и существовала, то Адриан никогда не слышал о ней, и он сильно сомневался в том, что Кваббо что-нибудь знает об этом. Все говорило о том, что в игру вступила неизвестная сила. Чьи интересы она представляла? Чего она хотела от Сендрин? И насколько сильным на самом деле был поток энергии, ощущаемый Адрианом в тот момент, когда он мысленно посылал сигнал? Призывы предназначались не ему, но он чувствовал силу, исходящую от них. Как они должны были действовать на Сендрин? Оставалась ли она хозяйкой собственных решений?
Все эти вопросы накопились в нем в течение прошедших дней, и он находил все более невыносимым бездеятельно сидеть и выжидать. Собственная беспомощность приводила его в отчаяние. Больше, чем когда-либо, его обуревало желание вскочить на лошадь и последовать за Сендрин. Но он не верил, что она продолжала оставаться у своего брата. Если он правильно оценил ситуацию, то она уже давно снова находилась в пути. Но куда она двигалась? Даже если бы у него было какое-нибудь предположение, Сендрин уже нельзя было догнать, так как она уехала почти три недели тому назад.
Снаружи, за окном эркера, постепенно догорала листва. Когда остался лишь раскаленный пепел, садовники залили жар водой из деревянных ведер; при таком ветре огонь костра в течение нескольких минут мог бы перекинуться на дом, а спустя несколько часов охватить и весь Виндхук. «Этого только не хватало», — с горечью подумал Адриан.
Он покинул комнату Сендрин, не оборачиваясь у двери и не пытаясь в последний раз впитать в себя ее ауру, еще оставшуюся здесь. Он хотел немного побродить по виноградникам, возможно, там к нему могла бы прийти какая-нибудь свежая мысль. Он немного лукавил перед собой, но все же это было лучше, чем проклятая бездеятельность.
Его отец стоял в вестибюле и слушал туземца, который, жестикулируя и дико вращая глазами, о чем-то рассказывал Титу. При этом его губы двигались так быстро, он так взволнованно переступал с ноги на ногу, что Адриан не мог прочитать его слова.
— О чем идет речь? — спросил он отца.
Тит воспринял его появление с облегчением.
— Слава богу, Адриан! Попытайся ты с ним поговорить. Парень лишает меня последнего разума.
— Он говорит слишком быстро.
Тит кивнул, затем с неожиданной быстротой схватил туземца за руку и мягко, но настойчиво придержал ее. При этом он повернулся к Адриану в профиль, так что тот едва ли мог разобрать, что говорил Тит маленькому мужчине. Очевидно, он объяснял тому, что все дальнейшее следует обсудить с Адрианом и что говорить при этом он должен медленно и вразумительно.