Боксер-4: назад в СССР
Шрифт:
А когда этот импровизированный мастер-класс был окончен, и зрители разошлись, оживленно обсуждая увиденное, я аккуратно отвел Лемешева в сторону, заявив, что хочу сказать кое-что ему лично, без свидетелей. Слава был очень удивлен таким подходом — может быть, именно поэтому и согласился отойти в сторонку без всяких возражений.
— Послушай, Слава, — начал я, перейдя для доверительности на «ты». — Все знают, что ты крепко выпиваешь. Да не бойся ты, я не собираюсь про тебя слухи распускать, — заверил я, заметив, как забегали его глаза. — Я не для этого тебя отозвал. Я просто хочу тебе сказать, что если ты продолжишь так пить, то закончишь очень плохо и очень рано.
Лемешев смотрел на меня хмуро и молчал. Разговор этот явно было ему неприятен. Я мог только предполагать, какие мысли сейчас роятся в его уже, к сожалению, проспиртованном мозгу. Из своего тренерского (да и простого житейского) опыта я знал, что сформировавшегося алкоголика практически невозможно чем-либо пронять. Если зависимость зашла так далеко, что из-за нее начинает рушиться карьера и отношения с людьми, то вряд ли тут можно что-то сделать. Но все же были — пусть единичные, но были! — случаи, когда человек хватался за свое любимое дело, и именно оно (разумеется, при поддержке близких и друзей) давало ему силы, чтобы вытащить себя из этой алкогольной пропасти. Как знать, может быть, в случае с Лемешевым этот способ тоже сработает? Как-никак он действительно жил боксом, если, будучи любителем, смог стать олимпийским чемпионом. Вдруг мне все-таки удастся сделать доброе дело и изменить к лучшему ход событий, раз уж судьба забросила меня обратно в это время?
— Миха! Ну ты где гуляешь-то? — раздался из коридора голос Сени. — Твоя очередь через одного уже!
Блин. С этими душеспасительными беседами и встречами с чемпионами я совсем забыл, что вообще-то здесь я стою в очереди на взвешивание! Лемешев мне ничего не ответил, и уже сам факт этого угрюмого молчания говорил о том, что он и сам все прекрасно понимает и, может быть, как раз какого-то пинка со стороны ему и не хватало. Во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться. По моим представлениям, не должен человек, обладающий очевидным незаурядным талантом в своей профессии, опускаться на самое дно. Тем более в том возрасте, когда он может еще очень многое успеть сделать. Как говорится, кому многое дано, с того многое и спросится. Но… Все, что я мог для него сделать, я сделал, теперь же пора было возвращаться к собственным задачам.
Взвешивание, по сути, являлось здесь формальностью. То есть, конечно, это было важно — распределиться по весовым категориям. Людей из противоположных категорий в спарринг здесь не поставили бы. Но все-таки взвешивали нас с погрешностью до килограмма, а это уже давало определенную свободу трактовок результатов. Человека со спорными цифрами могли распределить в более тяжелую или в более легкую категорию.
Пока я общался с Лемешевым появились результаты взвешивания наших динамовцев.
— Что на весах показал? — спросил я у Сени.
— Девяносто четыре, чистый тяж, — с гордостью сообщил он.
Я смерил его взглядом и похлопал ладонью по животу.
— Скинуть бы тебе пару тройку килограмм, гляди в весовую ниже бы поместился. Рано пока тебе в тяжи.
Сеня задумался, но ничего не ответил.
Лева со своими 79 килограммами оказался полутяжем, Колян был распределен в полулегкий вес. Что же касается нашего легендарного Бабушкина, то он показал первый
— Раздевайся до трусов и вставай на весы, — скомандовала тетенька в белом халате, посмотрев на меня.
Глава 13
— 61 килограмм, рост — 167 сантиметров! — объявила тетенька механически-равнодушным голосом и отвернулась, чтобы занести полученные данные в журнал.
Я обомлел. Я-то думал, мне показалось — ну, там, свет как-нибудь не так лег, под сильным углом смотрел, еще мало ли что. А оказывается, я за последние месяцы так вымахал, что и самому не сразу верится! Да и веса я, получается, набрал прилично. Ведь совсем недавно я находился в самом низу легкого веса. А теперь — всего одна весовая категория разделяет меня со Шпалой, который показал 67 килограммов при росте 187! Да, похоже, я расту не только в навыках. Что, в общем-то, естественно в моем теперешнем возрасте, просто, видимо, я уже успел отвыкнуть от такого стремительного изменения показателей.
— Спасибо, — невпопад ответил я, пораженный такими новостями о себе любимом.
— В соседний кабинет на медосмотр! — не глядя строго скомандовала тетенька, не реагируя на мои реплики, и я отправился туда.
Удобно, что соседний кабинет был отделен от комнаты для взвешивания прямой дверью, и не нужно было скакать в одних трусах через коридор.
— Здравствуйте! — бодро произнес я, закрывая за собой дверь, поднял голову на врача и замер. За столом в белом халате сидела Алла.
— Привет! — улыбнулась она. — Заходи, богатырь!
— Э-э… — растерянно протянул я. — А ты… здесь… как вообще?
— Сюрприз тебе хотела сделать, — Алла улыбнулась еще шире.
— Сюрприз? — вконец запутался я. — А почему же не сказала?
— А что, ты тоже мне какой-нибудь сюрприз хотел придумать? — спросила Алла, и, видя, мою недоумевающую физиономию, не выдержала и рассмеялась. — Да шучу я, успокойся! Я сама об этом только сегодня узнала. С утра позвонили, попросили заменить тут одну барышню — она заболела, что ли, или что-то такое, в общем, не смогла.
— А, так ты здесь как этот… медработник, — совсем уж по-детски сказал я.
— А как ты догадался? По белому халату и фонендоскопу, да? — продолжала веселиться Алла. — Да, никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу!
Блин. И чего это я, в самом деле. Несу какую-то околесицу. В качестве кого она здесь еще может находиться, интересно? И если она в летнем пионерлагере работала в медпункте, почему бы ей не сидеть в комиссии по допуску подростков к соревнованиям? Тем более у нее отец — спортивный чиновник и засунет дочь куда угодно.
— Ты прав — я медработник! Провожу осмотры и даю допуск к соревнованиям, — говорила тем временем Алла, пристально глядя на меня. — Ну, или не даю — это уж как пойдет. Вот если бы, скажем, тогда у тебя возникли сложности, я бы все равно тебя допустила. А вот теперь уже и не знаю. Теперь могу и не допустить!
В ее голосе послышались обиженные нотки, и я начал лихорадочно соображать, что могло ее так сильно задеть. Неужели ей рассказали, что я праздновал день рождения на Янкиной даче? Или что Ленка ко мне клеится прямо при всех? Да нет, чушь какая-то. Я помотал головой, пытаясь стряхнуть липнущие мысли. Во-первых, кто бы ей об этом донес и зачем? А во-вторых, ей-то, в принципе какое дело? Она взрослый человек, и у нее до недавнего времени была своя, взрослая личная жизнь. Станет она еще бегать за молодым пацаном и обижаться, что он проводит время со сверстницами! Так что скорее всего — я надумываю на ровном месте.