Болатбек
Шрифт:
В «Артек» мы тоже ехали долго. Рядом с лагерем есть Медведь-гора, она прямо в море уходит, а еще в море стоит скала Шаляпина. Это такой знаменитый певец русский, он здесь тоже отдыхал и на этой скало пел песни. Прямо как Аня Хохлина… А завтра мы пойдем на экскурсию — будем ходить по тем местам, где ходил А. С. Пушкин, он тоже сюда приезжал.
Я очень рад, что побывал в «Артеке». Тут много ребят из нашей страны и из других стран. Я подружился с одним парнем,
Еще я подружился с Султаналы. Он из Кокчетава, мы с ним на слете в Алма-Ате познакомились. Он первый подошел ко мне и показал нашу пионерскую газету, где напечатано о том, как мы помогали узнать, кто такой Сергеев. И про Каражана там тоже написано: как мы его разоблачили.
Мы с Султаналы уже плавать научились, до флажка и обратно. Нас «страховали» другие ребята. А мы им сказали, что, когда к нам в Казахстан приедут, научим на лошадях, как настоящие джигиты, скакать…
Мне очень хочется, чтобы все наши ребята приехали сюда и увидели хотя бы один раз море. Оно совсем не черное, только так называется, а вода бывает зеленая или синяя и очень соленая, пить ее не станешь.
На этом письмо кончаю. Передай привет всем нашим.
Твой друг Болатбек Омаров».
— Повидал Болатбек! Такого нам в жизни не увидеть, — сказал один из ребят с завистью.
— Теперь, наверно, важным станет. Нос задерет, — сказал другой.
— Бросьте вы, — сказала Аня Хохлина. — Как не стыдно! Болатбек не такой. Как будто вы его не знаете! Он никогда в жизни не будет задаваться.
И почти все ребята согласились с нею, а громче всех выражал свое согласие Кадыркул.
22
Прошло три года. Болатбек учился уже в восьмом классе. Немало событий произошло за это время — и радостных и печальных. Умер дед Болатбека — Абишбай, и совсем еще молодой умерла его старшая сестра Бигайше. Его дядя Мусирали не работал больше председателем колхоза и не жил в их ауле. Уехал в другие места и его брат Суйербек.
Болатбек остался совсем один, без родных, и было бы ему вовсе плохо, если бы не друзья, с которыми он вместе ходил в школу, с которыми продолжал работать в колхозе.
Болатбек по-настоящему полюбил свою работу на ферме, хотел выучиться и стать хорошим зоотехником. Каждое лето во время каникул он, как и прежде, когда еще был жив старый Абишбай, перебирался на джейляу и пас там скот.
За это время Болатбек возмужал, вырос, сделался стройным, сильным пареньком, с живыми умными глазами и чуть пробивающимися усиками.
Этим летом он перегнал на джейляу большое стадо дойных коров. Три долгих месяца пробыл Болатбек на высокогорном пастбище,
До начала занятий в школе оставались считанные дни… Жарко…
Болатбек сидит возле большого камня. Ему и хочется и не хочется возвращаться в аул. Хочется потому, что соскучился по своим друзьям, по книжкам и учебникам, по учителям; а не хочется оттого, что привык к этому прозрачному горному воздуху, к этой тишине, в которой так ясно и отчетливо слышен каждый звук: негромкое журчание ручья, шумное дыхание коров, мерно жующих сочную траву, шелест листьев.
Но сейчас горная тишина нарушается громким стуком. Это Болатбек, взявши небольшой острый камень, старательно выбивает на светло-коричневом валуне какие-то буквы. Сегодня Болатбек один со стадом — его напарник заболел, и Болатбеку даже поговорить не с кем.
— Что делаешь, сынок?
Болатбек оглянулся. Он так увлекся своим занятием, что не слышал, как подъехал знакомый охотник Егизбай.
— Да так, ничего… Каникулы кончаются, скоро уходить отсюда. Вот хочу на память на камне оставить…
Старый Егизбай посмотрел на ровную, отполированную дождями и ветрами поверхность валуна. Угловатыми печатными буквами там было выбито: «16 августа 1938 года. Болатбек…»
— Как поохотились, ата? — спросил Болатбек. — Удачно?
— Только еду. Капканы хочу проверить… Вернусь, пообедаем вместе. Ладно, сынок?
— Хорошо, ата, буду ждать.
Охотник тронул лошадь. Он проехал по лугу между коровами, переправился вброд через речку Каскеленку, стал подниматься на противоположный склон. Не доезжая до вершины, слез с коня и, ведя его в поводу, углубился в заросли.
Вот первый капкан. Старик нагнулся, вынул барсука. Во втором и в третьем ничего не было, хотя челюсти их захлопнулись. Егизбай долго провозился, налаживая капканы, потом пошел дальше. Он был почти уже у вершины холма, когда услышал тревожный крик. Эхо далеко разнесло его над склонами.
…Болатбек кончил выцарапывать на камне последнюю букву своей фамилии и поднял голову.
Перед ним стоял мужчина.
Хотя прошло уже немало лет, Болатбек сразу узнал его. Узнал, несмотря на то, что тот очень исхудал и изменился, вид у него был полубезумный.
— Скажи, парень… — хрипло проговорил человек, и голос его тоже хорошо был знаком Болатбеку. — Скажи, какую корову тебе не жалко?
— Мне всех жалко. А зачем вам?
— Ладно, меньше разговаривай! — прикрикнул мужчина. — Одну я возьму. Скажи спасибо, что не две.
— Ни одной коровы не дам. Они колхозные.
— Колхозные, значит, общие. Выходит, и мои тоже, — мужчина обнажил в улыбке желтые зубы.
Он повернулся и пошел к стаду, на ходу развязывая веревку, обмотанную вокруг пояса. Подошел к рыжей крупной корове, начал привязывать веревку к ее рогам.