Болеутолитель
Шрифт:
Он представил себя Вергилием из «Ада» Данте Алигьери и продолжил свое путешествие по «Марклинну».
Глава 18
Надо было избавиться от кресла.
Он стряхнул с себя снег. Потом потянулся так, что хрустнули суставы. Несчастная женщина теперь была внутри него. Почти вся. Сон заставил его позабыть о том, что осталось.
Хейд покатил перед собой кресло вдоль стены к автовокзалу. Правое колесо вихляло, оставляя на свежей пороше извилистый след. Он остановился у бокового входа; на двери было написано
Мимо проезжал патрульный автомобиль с ярко-голубой мигалкой. Хейд начал было лихорадочно придумывать какую-нибудь ложь, но полицейские даже не заметили его.
Никто не обратил внимания, когда он прошел внутрь, стукнув колесами по черному кафельному полу. Хейд зябко передернул плечами. Напротив двери полдюжины подростков собралось вокруг игровых компьютеров. Молодой голос выкрикивал непристойности. В углу одиноко стоял автомат устаревшего типа с игрой «Пакмэн».
Молодой и усталый мужской голос произнес по громкоговорителю:
— Отправляется автобус на Мемфис с остановками в Кэнкаки, Ренту и Эффингхеме, — Тут последовала пауза, видимо, говоривший зевнул. — Билеты можно приобрести в кассе перед посадкой. Автобус до Индианаполиса с остановками в Хэммонде, Саут-Бенде и Стэффорде.
Он оглянулся и увидел часы на стене. Затем прошел через темно-коричневую дверь с надписью «Для мужчин» и скрылся за ней.
Ему и в самом деле нужно было отлить. В туалете он и забыл кресло.
Две полы старого пальто торчали из одной кабинки. Он не обратил на это никакого внимания, прошел к северной стене и открыл дверь на пожарную лестницу.
Он знал об этой пожарной лестнице, потому что однажды, унылым вечером позднего августа 1978 года, раздраженный и отчаявшийся под воздействием нового лекарства, которое Отец достал для него, он стоял возле этой открытой двери и наблюдал за тем, что происходит на аллее, внизу, под ним. После этого вошел в одну из кабинок и сел на толчок.
Было тихо, холодно. Закупорив задницей унитаз, Фрэнсис Мадсен Хейд принялся стучать тупой стороной лезвия перочинного ножа себя по лбу. При этом он слышал какие-то голоса. Это были реальные голоса реальных людей. Посетители останавливались у двери его кабинки и заглядывали в щель, чтобы посмотреть, что он там делает.
Он насчитал двадцать семь ударов. Затем вновь принялся стучать себя острой стороной ножа по лицу, уже перестав считать. Проступила кровь.
Позже он сидел в баре автовокзала и пил кофе, а коп из участка на Стейт-стрит подошел к его столу и спросилЧТО, МАТЬ ЕГО ТАК, он пытался ДОКАЗАТЬ там? Хейд и сейчас не понимал, что он, МАТЬ ЕГО ТАК, пытался доказать?..
И вот теперь, отправив старушку в рай, он снова встал в проеме открытой двери, и ветер хлестал его по лицу, растрепав волосы.
ЗАКРОЙ ДВЕРЬ, ТЫ, ДОЛБАНЫЙ УБЛЮДОК!
Хейд повернулся туда, где из-под двери высунулись ботинки. ДА ЗАКРОЙ ЖЕ ТЫ ДВЕРЬ И ДАЙ ЧЕЛОВЕКУ СПОКОЙНО ПОСРАТЬ,
Хейду захотелось через щель заглянуть в эту кабинку.
НУ ЧЕГО ТЫ ТЕЛИШЬСЯ, ДОЛБАНЫЙ ТЫ ПЕДИК?
— Ладно, усрись ты там, — ответил Хейд, покинул туалет и вышел на улицу.
Мусорщики обнаружили останки Вильмы Джерриксон на следующее утро.
За один квартал оттуда Американская Мечта продолжал рассматривать свое отражение в зеркале туалета небольшого бара. Маска, которую он надел, представляла собой шерстяную лыжную шапочку с кое-как сделанными прорезями для глаз. На спине руками Рив Тауни месяц назад к свитеру был пришит американский флаг, теперь уже совсем грязный.
На груди Эйвен сам написал кроваво-красными буквами:
Нью-Йорк-Сити — Адская Кухня
На нем были также уже упомянутые браслеты, а поверх белья — плечевой фиксатор, оставлявший достаточную свободу для рук. Эти приспособления Эйвен считал своими рыцарскими доспехами. А как выжить в городе дикой страны США без доспехов?
Он бросил взгляд на писсуар слева от себя. И здесь — засохшая блевотина, а на ней — два черных курчавых лобковых волоска. Как загипнотизированный, смотрел он на них. Они ему показались двумя ястребами, кружащими в немыслимом желтом небе.
Глава 19
Этот приют весьма напоминал сумасшедший дом.Так подумал Виктор Тремалис, обведя взором все, что было вокруг. Он стоял, засунув руки в карманы джинсов, и поджидал Майка Серфера.
Он ожидал увидеть заурядное общежитие, о которых обычно рассказывали газеты, описывая быт бездомных. Ему запомнились статьи Рика Солла о бесплатных столовых на Мэдисон-авеню и Хальстед-стрит.
Здесь в оформлении не было изобилия цитат из Библии, столь популярных в подобных местах. Никаких крестов, никаких рекламных щитов с надписями ПРИГЛАШАЕМ ДОБРОВОЛЬНЫХ ПОМОЩНИКОВ. Например, на здании миссии «Пасифик Гарден» висел гигантский крест с надписью ХРИСТОС ПРИНЯЛ СМЕРТЬ ЗА ТВОИ ГРЕХИ. Рядом с благотворительной закусочной на улице По на фонаре каждый день наклеивались цитаты из Нового Завета.
Тремалис понял в чем дело. Здесь никто не нуждался в спасении. Нет, не сумасшедший дом, а тюрьма для пожизненного заключения. Все здешние обитатели были неизлечимыми калеками. Виктору показалось даже, что здесь нет алкоголиков. Просто живет доброжелательная семья отверженных.
Внимание Тремалиса приковали три фигуры на картине у дальней стены, возле лифта. Греческие Парки, богини судьбы. Он подошел поближе, чтобы рассмотреть детали. О’кей, посмотрим-ка. Клото пряла нить судьбы человека, а Лахесис определяла его жребий. У обеих были изящные ручки и почти ласковое выражение лица. У третьей, Атропос, или Неотвратимой с ножницами, рот был раскрыт в крике. Тремалис подумал, что будь Атропос скульптурой, обитатели «Марклинна» наверняка использовали бы этот открытый рот в качестве пепельницы.