Болевой порог
Шрифт:
Неумолимая рука заносит орудие над моей головой, и я невольно зажмуриваюсь.
– Повторяй: Это всего лишь…
– Это всего л-лишь – губы сводит судорогой, я сжимаюсь в комок в предвкушении адской боли.
– Нет…так не пойдёт. – разочарованно выдыхает Эммануил. – Сейчас ты расслабишься, откроешь глаза, улыбнёшься и скажешь: «Это всего лишь сраный тапок!».
Я делаю глубокий вдох, опускаю руки вниз, вымученно улыбаюсь и на выдохе произношу: Это всего лишь…
Щёлк!
Я не заметил как он, коротко замахнувшись, шлёпнул меня тапком по лицу. Из глаз летят искры, я невольно вскрикиваю и хватаюсь за щёку. Голова звенит так, будто
– Ну как?! – шипит мне в ухо его змеиный голос.
– Больно! Очень больно! – Я сжимаю в руках, раскалывающуюся голову, чувствуя, что она сейчас развалится на две части, как перезрелый арбуз.
– Ответ неверный. Ты должен сказать: «Это всего лишь сраный тапок!».
– Это всего лишь…а-а-а! – в этот раз, подошва тапка шмякнула меня аккурат промеж лопаток. По спине словно стеганули кнутом. – Не надо…не надо больше…не хочу-у! – причитаю я, закрывшись руками и коленями. За багровой завесой зажмуренных глаз, раздается его весёлый смех.
– Ха-ха-ха-ха! Это так смешно! Видел бы ты себя со стороны. Так бояться обыкновенного тапочка?
Этот смех взбесил меня, заставив стиснуть зубы и зарычать:
– Заткни-ись!
– А то что? – продолжает глумиться Эммануил.
– Ну ладно! – зло цежу я, опуская руки. – Давай!
Брошенный в Эммануила злобный взгляд, по видимому его впечатлил, мгновенно сбив с пухлого лица весёлую гримасу.
– Давай…бей свои сраным тапком.
– Вот это уже дело! – Он делает очередной замах, но в этот момент я перехватываю его руку, резко дёргаю на себя, и, когда его тело подается вперёд, делаю подсечку, выброшенной ногой.
Я не соображаю, что делаю. Я даже не собирался этого делать, а вроде бы, просто ожидал ещё одного удара. То, что выкинуло моё тело, удивляет в первую очередь меня. Я будто со стороны наблюдаю, как сидящий на кровати жалкий человечек, внезапно отразил удар и, в доли секунды, сделал так что его визави оказался на полу. Я вижу свою, согнутую в локте, правую руку, которая будто стальная колодка вдавливает в пол мягкую шею Эммануила. Круглое лицо окрашивается в бордовый цвет, жилы на лысом черепе набухают.
«Кха-кха…» – он закашливается, издает протяжный хрип, но рычаг и не думает ослабевать.
Только вид белков закатившихся под очками глаз, заставляет меня отпустить хватку.
Я поднимаюсь с его обмякшего тела с чувством, будто только что раздавил таракана. Только встав на ноги и увидев распластанное на полу тело, я осознаю то, что только что сотворил.
– Эммануил! – Наклонившись, я аккуратно трогаю посиневшую щёку. На лице доктора не отображается никакой реакции. Закатившиеся глаза и приоткрытый рот, заставляют меня насторожиться. – Эммануи-и-л! – Я несколько раз с силой бью его ладонью по щекам. Руку обжигает так, будто я окунул её в чан с кипящей смолой. Глаза Эммануила возвращаются на своё место, он шевелит посиневшими губами.
– Фуф! Ну ты напугал! – Я с размаху бухаюсь на кровать, дуя на раскалённую ладонь.
Он закашливается, садится на полу, держась за шею.
– Ты уж извини…не знаю, что на меня нашло.
– Что это было? – сипит он.
– Просто ты замахнулся, и во мне что-то сработало. Наверное, это инстинкт самосохранения.
– Инстинкт?! – сип Эммануила срывается на визг. – Какой инстинкт? Это был всего лишь тапочек. Всего лишь сраный тапочек! – он закашливается, но уже через секунду, кашель превращается в сиплый свистящий хохот. Его сгорбленная спина трясется, стекающие с подбородка
Заражённый его смехом я тоже скромно кхыкаю, а потом и вовсе захожусь хохотом, отдающимся болью в рёбрах.
Не знаю сколько мы так смеялись, но это спонтанное веселье будто бы разрушило находящийся между нами невидимый барьер.
– Ну так и что? Теперь ты пойдёшь ужинать? – спрашивает Эммануил, с трудом поднимаясь с пола.
5
Терапия тапочком, произвела должный эффект. Боль никуда не ушла. Она то скрывалась на время, то появлялась вновь, иногда на пустом месте, иногда под влиянием внешнего воздействия. Нечаянный удар коленкой об стол, неосторожно схваченная кружка с кипятком, и даже неудачный поворот головы, могли вызвать непроизвольный крик и сморщенную гримасу на лице. Боль не ушла, но изменилось моё к ней отношение. Теперь я знал, что боль – это продукт, созданный моим мозгом, и это давало мне надежду, на то, что я смогу с ней справиться.
Наши с Эммануилом отношения тоже перешли в другую плоскость. Я стал относиться к нему уважительнее, он ко мне – осторожней. Хотя, что-то мне подсказывало, что он ожидал от меня такого взрыва и нарочно его провоцировал. Но это было неважно. Я проникся чувством долга к этому человеку, человеку – который здесь, чтобы вытащить меня из ямы. Почему именно он, и как вообще он оказался со мной, (можно сказать), в одной упряжке, Эммануил пока умалчивал.
– Поверь – ты всё узнаешь в своё время – сказал он, прихлёбывая чай за ужином. – Я не собираюсь ничего замалчивать, но в нашем с тобой случае, информацию нужно подавать дозированно. Она будет поступать по мере того, как ты начнёшь становиться более осознанным…
– Более осознанным?
– Ну да. Я имею в виду, осознание того, кто ты есть.
– Кстати об осознании…– я кручу вилкой с нанизанным на неё тостом…– сегодня ночью, во время этих ломок, я кое-что понял…
– Та-ак! – Эммануил подбирается на стуле. Его грузное тело кренится в мою сторону.
– Сам понимаешь, что всё время, до этого ужина мне было недосуг об этом говорить…
– Не оправдывайся…говори – Эммануил нервно машет пухлой ладошкой.
– Мне кажется…– я мнусь – да нет…мне не кажется. Я точно вспомнил кем я был.
– Ты вспомнил, кто ты? – круглая подушечка указательного пальца целится мне в переносицу.
– Нет, Эммануил, я вспомнил кем я был. Кто я сейчас, я не знаю до сих пор.
– Ну хорошо…и кем ты был?
***
«Чего тебе не хватает?!»
Портрет, заключённый в рамку зеркала, не вызывает удовольствия. Это портрет неудачника. К лицу никаких вопросов. Зачёсанные назад густые волосы, широко расставленные глубокие серые глаза, с нависающими отрогами чёрных бровей, прямой нос, тонкие, напоминающие своими контурами индейский лук, губы. Это лицо может пробудить симпатию, внушить надежду, вызвать доверие. Оно вас обманет, потому что его владелец не обладает теми выдающимися качествами, которые может пообещать это лицо. Да вы посмотрите ниже и сразу же всё поймёте. Там худосочное, облачённое в мешковатую рубашку и, о боже, костюм, тельце. Дешёвая ткань костюма, да и в принципе, само его наличие, на отражающемся в зеркале субъекте, сразу его обесценивает. Голубая рубашка, безвкусно подобранный и ещё более безвкусно завязанный галстук, покрой пиджака, старомодные стрелки на брюках, говорят, что перед вами посредственность. Серая офисная мышка. Эта мышка каждый раз, всматриваясь в своё отражение пытается понять, в чём подвох.