Болгария
Шрифт:
– Изловить и казнить всех изменников, и прежде всего Улеба… – глухо изрёк князь чужим голосом, будто из подземелья.
Соболь повернул бездыханный труп Петра и, ухватив за ворот, потащил тело предателя прочь. Голова трупа при этом была сильно склонена набок. – Ага, своротил-таки тебе шею Славомир, ни нож не помог, ни сила подлая! – с омерзением бросил охоронец мёртвому телу, а потом добавил: – Потому что сила Прави важнее силы клинка. – На очах Соболя опять блеснули слёзы.
– И вот что ещё, брат Ворон, отправь в Киев гонцов с моим строгим наказом: разрушить христианские церкви, а попинов казнить, чтоб изничтожить гнездо их в сердце Руси, пока не разлетелись черноризные осы по прочим градам да огнищанским селениям! – рыкнул Святослав, вставая, и очи его заблестели чудным блеском.
Оглядев всех, кто был подле, князь на миг остановил горящий взор на бездыханном теле старого охоронца. Всем, кто был в это время в светлице, почудилось, будто князь враз стал выше ростом.
– Славомира, Инара и Боскида, как подобает достойным сынам Перуна, сопроводить в Ирий с почестями самыми высокими. А тризну по братьям павшим справим мечами нашими! – не столько проговорил словом, сколько разорвал душевной силою тишину князь русов. – Пусть тризну сию запомнят на многие столетия коварные греки! – Все, кто были подле, узрели печать Перунову на челе княжеском. Они исподволь проникались ею и несли далее, как вода разносит волны, как кроны деревьев, подчиняясь ветру, делают зримой и слышимой его могучую силу.
И задрожала земля византийская от грозной поступи Святославовых ратей и конных дружин, как некогда случилось то с землёй Переволоцкой, когда пал от предателей молодой Горицвет. Не видала такого прежде Визанщина и страху подобного ранее никогда не испытывала. Шли молчаливые полки и тьмы, и страх катился впереди них – страх приближающейся неодолимой и грозной силы. И лепше других чуяли ту силу опытные вои, что могут определить мощь супротивника, даже не видя его, а только по его приближению. В панике бежали прежде смиренные и уповающие на своего Бога монахи и попины, потому как тоже чуяли, что не в силах их Бог что-либо свершить против сей страшной и непонятной силы, называемой россами странным словом «Правая Мста». Полыхали до небес церкви и монашеские обители, а каменные строения разрушались могучими воинами, как осиные гнездовья смерти, коварства и лжи. И не мог сморить воинов, пребывающих в священной яри, ни сон, ни голод, ни усталость. Их боевые клинки и копья с невероятной силой и быстротой разили ошеломлённых врагов и не ведали пощады и жалости. В панике пытались спастись бегством защитники крепостей и градов, а когда это было невозможно, то бросались на копья и мечи суровых северных варваров, чтобы скорее прекратить охвативший их ужас.
И в град Киев летели быстрые гонцы, неся горькую весть о том, как сплели заговор христиане в войске Святославовом, как во главе того чёрного заговора стоял двоюродный брат князя Улеб. И что казнены христиане за измену лютую, и Улеба князь не помиловал. А в Киеве повелевает князь разрушить гнездо христианское. С того приказа и пошло уничтожение церквей и попинов. Деревянную церковь сожгли, а каменную разрушили. Мало кому из черноризцев удалось избежать суровой кары. Только отец Алексис успел ускользнуть, как вьюн из рук рыбака. Затаились в страхе тайные христиане, большей частью из варягов и прочих купцов, и молили своего христианского Бога, чтоб подольше пребывал Святослав в далёкой Болгарии и не помышлял о возвращении в Киев.
Варду Склира вместе с братом его патрикием Константином волна паники и страха накрыла в Адрианополе, из которого он никак не решался выйти навстречу грозному покорителю Хазарии, Булгарии и Мисии.
Наконец, когда войска Северного Варвара стали уже под стенами, превозмогая непонятный страх, которого ранее никогда не испытывал, изо всех сил стараясь выглядеть, как всегда, властным и решительным, выстроил своих непобедимых ранее воинов Склир.
Призывно запели трубы, русские полки с победным кличем набросились на греков. Напор был яростный и стремительный, как удар Зевесовой молнии. Византийцы тоже выдвинули боевые порядки, но не было в их ударах той силы и лихости, того неукротимого огня в очах, какой пылал в зрачках Святославовых воинов. Русские полки протекали то тут, то там, как вода сквозь пальцы, били и расчленяли греческие полки, ровно умелый мясник говяжью тушу. Дрогнули неуязвимые прежде легионы, стали отступать, а там и побежали к себе назад, к Константинополю. Страх, который несли с собой поверженные воины ещё недавно доблестного полководца Варды Склира, вместе с ними ужасным невидимым змием вполз в столицу Империи.
– Можно сражаться с дикими зверями, арабами, с кем угодно, но невозможно скрестить клинок с самим дьяволом и победить! – осторожно оглядываясь по сторонам, вполголоса рассказывал обступившим его воинам Армянской тагмы один из уцелевших старых лохитов. – Я сам видел в бою их архонта, он и его воины, словно заколдованные исчадья ада, прорубались сквозь плотный строй наших конных катафрактов, словно это были ополченцы из дальней Фемы, а не лучшие воины Империи!
– Говорят, – вторил рассказчику другой воин, – что катархонт северных варваров – это воскресший непобедимый Ахилл, пришедший с Киммерийского Боспора, его невозможно убить, он бессмертен!
То тут, то там возникали подобные разговоры, и уже некому было пресекать их, потому что страх овладел всеми. Даже опытные военачальники теперь не верили, что разъярённых россов могут остановить каменные стены Константинополиса, что уже не раз было в истории сего града. Страх переходил в ужас по мере приближения северных скифов к столице. Митрополит Милитинский Иоанн, оказавшийся в Константинополе по случаю похорон патриарха Полиевкта, устав обращаться к Всевышнему и, наверное, потеряв веру в действенность его защиты, пришёл к гробнице императора Никифора Фоки и, рухнув на колени, принялся молить покойного восстать и защитить обречённый град. В приливе охватившего его нервного возбуждения он извлёк свой тайный кинжал и принялся выцарапывать на полированном боку мраморного гроба покойного императора и полководца свою яростную мольбу о помощи. «Россы своим оружием вот-вот возьмут Константинополь. Восстань, сбрось камень, который покрывает тебя, построй боевые фаланги и спаси свой народ от скифов. Если же не сделаешь этого, то прими нас всех в гробницу свою!»
– Великий император! – склонился перед Цимисхесом Барда Склир. – Россы не останавливаются даже на ночлег, только были в Адрианополе, сегодня уже в Аркадиополе, а через два-три дня могут оказаться под стенами Константинополиса! Надо срочно вызывать подмогу из Азии!
– Подмогу? – зло скривился Иоанн. – От кого? От братца покойного Фоки – Льва и его племянника, захвативших власть в Каппадокии и объявивших Варду Фоку новым императором? Барда не пришлёт нам свою армию, напротив, надо идти и наказать самозванца, иначе Империя развалится!
– Что же делать? Нам нужна передышка, любой ценой… даже очень дорогой. Чтобы сражаться с таким противником, нужен большой перевес сил, а у нас его просто нет!
– Значит, придётся платить… – не глядя на Склира, мрачно проговорил Цимисхес. – И посольство надо послать к северному скифу немедленно, пока он не дошёл до Константинополиса. Пусть выяснят ещё раз, чего он хочет. Тогда и решим, во что нам выльется передышка.
Войско Святослава встретилось с греческим посольством на пути из Аркадиополя. Хмуро выслушал князь пышно разодетых, но порядком испуганных византийцев. Силы русов были почти исчерпаны за последнюю седмицу непрерывных боёв и походов. Всё больше трений возникало с уграми.
– Я уже ранее рёк мои условия и, как купец на торжище, менять их не собираюсь. Мне нужна дань за два года, которую по договору с нашими князьями Империя обязалась ежегодно платить Руси. А кроме того, пусть Цимисхес заплатит награду, обещанную Никифором Фокой.
Послы загомонили меж собою. Потом отправились в свой град, а на следующий день возвратились и скрепя сердце передали согласие Цимисхеса отдать требуемое.
После этого Святослав собрал темников.
– Примем пока мир, потому как сил сейчас мало, – решил князь. – Недостанет нам их, чтоб надолго осадить Константинополь, а с ходу его не возьмёшь.