Болгария
Шрифт:
– Гляди, брат Гавриил, – кивал волхв русов христианскому попину из дворцового храма, – сколь кровавую жертву собирает твой Бог на свой праздник воскресения, жесток он, однако.
Гавриил и Мовеслав за долгие месяцы пребывания полутьмы русов в Великой Преславе часто беседовали друг с другом о богах, вере и обычаях своих народов. И вот теперь они вместе помогали защищать град, стараясь вовремя оказать помощь раненым, подсобить защитникам на стенах.
– Бог не требует сей жертвы, это люди сутью своей звери алчные, они пришли захватить и разграбить наш град, Бог тут вовсе ни при чём, – отвечал попин, когда они вместе с волхвом осторожно тащили к стене, пригибаясь от многочисленных стрел, медный котёл с кипящим маслом.
– Так ведь они одной с вами, болгарами, веры, как же так, Гавриил? Ведь нынче и для них святой день, неужто есть такая вера, которая позволяет не блюсти собственные святыни?!
– Вера-то одна, да люди разные…
В этот миг несколько камней обрушились на стену, и Гавриил, споткнувшись, зашатался и тихо осел на пыльную землю. Из его головы заструилась тёмно-красная кровь-руда. Волхв тоже опустил свой край ноши и бросился к попину. Оторвав край рубахи, быстро и умело перевязал рану.
– Видишь теперь, сколь жесток твой Бог, коли и тебя самого едва в жертву не записал, – укоризненно молвил рус, отводя Гавриила в безопасное место к прочим раненым.
Трижды ходили на приступ воины Цимисхеса, и трижды были отброшены от стен.
Всё это время Каридис вместе со своим помощником неотрывно следили за Южными воротами осаждённого града. С каждой неудачной попыткой взятия града трапезит изрыгал проклятия.
– Есть, открыли! – вдруг с восторгом воскликнул помощник.
В самом деле, ворота града вздрогнули и медленно, как показалось Каридису, очень медленно стали отворяться. Полусотня синодиков, затаившихся ещё с ночи почти у самых ворот и невидимая глазу до сих пор, тут же ринулась к воротам, а следом, уже подчиняясь приказу Каридиса, понеслись к воротам две кентархии катафрактов.
– Если только это не ловушка врага, то мы заслужили благодарность императора! – все так же восторженно воскликнул помощник Каридиса, забыв на время, что во всём старался походить на своего невозмутимого начальника.
Сам старший стратигос только ухмыльнулся по своему обыкновению одними уголками губ. Потому что знал: в случае удачи слава достанется любимцам императора катафрактам, а о них, трапезитах, никто и не вспомнит.
– Ола кала, всё отлично, – обронил старший стратигос. – Мы своё дело сделали, теперь пусть стараются легионы и турмы. – И он походкой усталого человека пошёл прочь от скрежета, воплей и стенаний битвы.
Но всё оказалось снова не так просто, как представлял опытный трапезит.
Да, благодаря открытым воротам византийские войска ворвались в град, но жестокая борьба продолжалась на улицах, там, где фаланги легионов, турм и друнг не могли развернуться в боевой строй.
Гоплитам и легиону «Бессмертных» была поставлена цель: дворец царя мисян и богатая казна, о которой Цимисхес знал из донесений трапезитов. Пока шли бои на улицах города, вои императора железным клином двинулись к внутренней стене, за которой располагались Большой и Малый царские дворцы, а также Золотая церковь. Болгарская охрана была растоптана, конница оттеснена дальше в прилегающие улицы. Ворота внутренней стены вышибли таранами и, перебив царскую стражу, захватили самого царя Бориса с семьёй и его брата Романа и под надёжной охраной вместе с царской казной отправили пред голубые очи императора, который временно расположился в доме градоначальника Великой Преславы.
– Зачем, царь Борис, твои воины воюют против моих, ведь мы пришли освободить тебя и твою страну от завоевателей россов? – как бы недоумевая и даже с обидой в голосе картинно возмутился любивший подобные представления император. – Мы ведь единоверцы, должны приходить друг другу на помощь в трудный час. И ты уже имел возможность убедиться в нашей дружеской и родственной помощи, царь Великой Болгарии. – Император помолчал, но Борис сразу понял все, что Цимисхес красноречиво недосказал. – Империя помогла тебе возложить на голову царскую корону, дала тебе жену из знатного ромейского рода, твои дети – это и наши дети. – Об этом молвили очи царя ромеев. – Я понимаю, – нарушив молчание, сузил глаза Иоанн, – что Болгария делает иные неверные шаги, находясь под гнётом захватчиков. Мои доблестные воины спасут твою страну и изгонят прочь диких северных язычников, не сомневайся и будь моим гостем, пока закончится весь этот ужас. Здесь ты, твоя семья и твой брат в полной безопасности!
Борис, глядя на высокопарно изъясняющегося византийского императора, молчал. Потому что его семья и он сам отныне всецело пребывали в руках этого любителя возвышенных речей.
Оставшиеся в царском дворце доблестные воины императора с великим воодушевлением принялись за привычную работу завоевателей – разграбление дворца, остатков царской казны, а также Золотой церкви, располагавшейся рядом во дворе. Раненый служитель сего Божьего храма отец Гавриил, учившийся богословию в Византии, на чистом греческом пытался вразумить грабителей, призывая их к вере и предписанному благочестию. Но ни знание Священного Писания, ни цитируемые слова самого Христа никакого действия не возымели.
– Что творишь, воин, ведь ты христианин, как можешь срывать с иконы Богородицы золотой оклад и каменья, его украшающие, ты поднял руку на образ божеский, окстись и покайся! – возопил священник, стараясь оторвать рослого пехотинца от образа.
Воин вначале не обращал на отца Гавриила никакого внимания, но, когда тот стал ему мешать, просто отшвырнул от себя, как путающуюся в ногах собачонку.
– Будьте вы прокляты, да отсохнут ваши поганые руки, что осмелились прикоснуться к святыням! – в бессилии прошептал на болгарском священнослужитель, держась обеими руками за перевязанную голову, которой он сильно ударился о мраморную колонну после толчка греческого воина.
– Вы пособники скифов Сффентослафа и должны расплатиться за своё предательство! – рыкнул могучий комит и кивнул прочим воинам своего банда. Золотые светильники и оклады икон, парчовые одеяния священников, отяжелённые огромным количеством жемчуга, что хранились тут же, дорогие ритуальные сосуды, кресты и прочая золотая и серебряная утварь быстро перекочёвывала в походные мешки и сумы. Особо усердствовали воины Иоанна Куркуаса, который считал, что только благодаря его камнемётным машинам Преслава была так скоро взята.
– Воевода, – прокричал сотник, – отходить надо, от Южных ворот греков неисчислимо катится, и всё прибывают!
Свенельд, окинув взором тесные улицы, понял, что скоро можно действительно оказаться в окружении.
– Ко дворцу, он недалеко, нужно выручить царя болгарского! – повелел Свен, поворачивая разгорячённого коня.
Воины немедленно последовали за ним.
Многие увлечённые грабежом «Бессмертные» и примкнувшие к ним повелители камнемётных машин даже не успели понять, откуда вдруг взялись и почему вздумали помешать их «приятному занятию» горящие ярой силой окровавленные всадники, как тут же пали под быстрыми мечами опытнейших воинов, которые привыкли не просто сражаться, а всегда побеждать. Русы влетели на своих возбуждённых боевой схваткой конях прямо в распахнутые настежь ворота дворца. Те из ромеев, кто пытался оказать сопротивление, остались лежать на мозаичных полах, корчась в предсмертных агониях…