Болгария
Шрифт:
– Воевода, – воскликнул, входя в царские покои, охоронец, – нет ни самого царя Бориса, ни его семьи! – Потом добавил сердито: – Казны тоже нет.
– Найти, кто остался жив из прислуги или из ромеев, и выпытать, куда Борис подевался! – встревоженно воскликнул Свенельд.
– Уже допытали, – молвил седоусый воин, вошедший следом за охоронцем, – ромеи увели царя с братом и семьёй, заодно и казну прихватили. Царь и его сродственники живы-здоровы…
– Стало быть, – ненадолго задумался воевода, – мы теперь за жизнь Бориса не в ответе. Надо пробиваться из града!
– Поздно, – молвил седоусый, – визанцы уже вдругорядь пытаются ворваться во дворец, не выйти нам.
Неширокий промежуток между двумя стенами, ведущий ко дворцу, не давал воинам Цимисхеса возможности настигнуть и окружить россов. Когда же византийцы достигли ворот, их встретили уже спешившиеся варвары с плотно сомкнутыми щитами и выставленными длинными копьями. Под яростными ударами отчаянных скифов греки вынуждены были отступить.
– По двое лучников на угловые башни, следить за стенами! – раздавал короткие чёткие указания Свенельд. – Остальным разделиться и по очереди отражать нападения врага. Лошадей собрать и держать наготове. Раненым оказать помощь!
Но кудесник Мовеслав с некоторыми воинами уже сами занялись привычным делом.
К вечеру императору донесли неприятную весть – русы собрались вместе со всех участков обороны и укрылись в царском дворце, который стал для них защитой.
– Как это могло случиться, – возмущённо вскричал император, – мои доблестные гоплиты сумели под яростными стрелами мисян и градом камней перебраться через стену и открыть ворота, а вы, бездарные начальники, не смогли воспользоваться этой удачей?! Почему позволили россам собраться вместе, кто пропустил их во дворец? Чем, кроме грабежей, занимались командиры после проникновения в город?
– Россов осталось мало, не более двух тысяч, мы быстро сомнём их, о великий, – убеждённо заверил Цимисхеса Варда Склир.
– Император, – подал свой женоподобный голос паракимомен Василий, – ничего особенного не произошло, мы погнали бешеного пса, и он забился в первую попавшуюся нору, он теперь в западне, и участь его решена. Завтра утром с остатками северных скифов в столице Мисии будет покончено, богоравный! – возвышенным тоном закончил свою речь высокопоставленный евнух, и остальные воинские начальники, не обладавшие таким красноречием, облегчённо вздохнули.
Но ни утром, ни к обеду уничтожить россов или заставить их сдаться не удалось. Иимператор вновь начал нервничать. Наконец, возмущённый беспомощностью своих воинов, Цимисхес сам возглавил одну из атак на непокорных скифов. Воины, воодушевлённые таким примером, ринулись, опережая друг друга, и вскоре почти все оказались впереди императора, горя желанием проявить пред его очами своё мужество. Но и эта попытка потерпела неудачу. Узкий проход не давал возможности одновременно ввести в дело много войск, а проклятые варвары сражались столь яростно и стойко, закрывшись прочными щитами, что даже хвалёные гоплиты волна за волной отлетали от них, как железные шарики от каменной стены.
Император был в бешенстве, оттого что все его многочисленные сильные, великолепно обученные и вооружённые самым лучшим оружием воины не могут двинуться дальше к Доростолу, где находится сейчас катархонт россов, из-за жалкой горстки непокорных варваров, превративших царский дворец в неприступную крепость.
– Позволь, император, мои машины «поговорят» с этими скифами, засевшими во дворце, – обратился к своему богоравному родственнику Иоанн Куркуас, командовавший камнемётными и осадными орудиями.
– То есть? – наморщил лоб рассерженный василевс.
– Камнями, конечно, не пробить толстых стен, но я могу выставить свои машины так, что мы засыплем дворец индийским огнём и сожжём его дотла.
Император на некоторое время задумался. Ему, конечно, больше нравилась прямая и красивая победа его доблестных «Бессмертных» над упрямыми варварами, но слишком дорого северные скифы отдают свои жизни, каждый уносит с собой по нескольку его лучших воинов.
– Ладно, приступай, нет времени возиться с этими дикарями, нам пора двигаться дальше.
Вскоре по приказу Иоанна Куркуаса в сторону царского дворца полетели огненные стрелы, дротики и горшки с греческим огнём. Дворец загорелся сразу в нескольких местах, а снаряды всё летели и летели, поджигая и разрушая всё подряд.
Цимисхес ждал, что «выкуренные» огнём остатки северных варваров вот-вот выползут из объятого пламенем дворца и станут молить о пощаде. Время шло, но никто не появлялся из разбитых ворот. Неужели они предпочитают плену смерть в огне?
Но того, что произошло в следующие мгновения, не ожидал никто – ни император, ни его многоопытные военачальники, видевшие на своём веку немало битв.
Варвары не вышли сдаваться на милость победителей. Обезумевшие от бушующего вокруг пламени боевые кони неукротимых скифов с не менее взбешёнными седоками вылетели из горящего дворца, будто сами были огненными вихрями или посланцами огнедышащей преисподней. Они топтали и поражали всех, кто не успел убраться с пути. Раздавая молниеносные удары налево и направо, скифы набросились на растерявшихся византийцев и пошли сквозь их ряды, как раскалённый докрасна стержень в деревянную колодку. Тут уже были бессильны метательные машины, воинский опыт стратигосов и стратопедархов, а также защитная броня гоплитов и катафрактов. Пока византийцы опомнились, пока собрались для отпора неожиданного нападения, русы уже пробились сквозь находившиеся перед ними заслоны и, оставив после себя груду тел, растворились в лабиринте городских улиц, безжалостно предавая смерти попадавшихся на пути воинов, никак не ожидавших встретить в центре захваченного града смертоносный отряд закопчённых и окровавленных россов. Прорубившись в сторону Северных ворот, которые были открыты, отряд Свенельда, живой мельницей смерти прокладывая себе дорогу через уже редкие ряды оцепления, вырвался и помчался по северо-западной дороге. В живых осталось около двух сотен воинов. Их никто не преследовал. В центре Великой Преславы ярким факелом пылал царский дворец, из которого больше никто не вышел…
Сгорели в огне все оставшиеся доблестные защитники. Унеслись в Сваргу бессмертные души воинов, стали перуничами и сварожичами. И кудесник Мовеслав не оставил своих детей и ушёл вместе с ними, как жрец и воин, сжимая в руке ритуальный кинжал, которым он приносил богам в жертву овец и быков на капище. И перед смертью успел принести в жертву Перуну немало вражеских воинов.
Узнав об этом, Каридис невольно вспомнил слова казнённого по его приказу проклятого чародея. «Похоже, перед лицом неминуемой гибели они почти все становятся неуязвимыми демонами. В борьбе с ними рушатся самые трезвые и верные расчёты. Помнится, как каган Хазарии и его окружение считали, что Сффентослаф не человек, а дэв. Я тогда смеялся над их страхами, а теперь… – И вдруг ему стало совершенно ясно, сколь наивен был он сам, старший стратигос Каридис, ещё несколько дней тому назад, когда хотел угрозой скорой казни сломить молодого руса. – Да это одно и то же, что пытаться напугать тигра куском свежего мяса», – неожиданно возникло в голове «прозревшего» трапезита.