Болото пепла
Шрифт:
Что ж, сударыня, будем играть по вашим правилам!
Когда Габриэла, налив чаю, удалилась (Эмеральда громко и четко велела ей далеко не уходить), они принялись за трапезу. Вернее, Плюм принялся за трапезу, а Эмеральда только успела взять в руки крохотный бисквит – не со званого ужина, – и начала наносить на него элегантным тонюсеньким слоем масло, как к горлу подступила тошнота: трактирщик расправлялся с блюдом, которое она вчера не без гордости подала одному небезызвестному высокопоставленному лицу. При этом он чавкал, брызжа слюной и орошая все вокруг подливой. Глядя на то, как вымоченные в коньяке макарончики исчезают в зловонной пасти с жалобным
– А ничего, можно куснуть, – одобрил Плюм, рыгая и тыча в тарелку пальцем. – Может, и в «Угре» такие заведу. Как называются?
– Купидончики, – процедила Эмеральда.
– Хороши, засранцы!
В этот момент Эмеральда пожалела, что макароны не снабжены крохотными арбалетами, которые могли бы застрять у него в глотке.
– Прошу меня извинить, – сказала она и, покачиваясь, вышла в коридор, где ее почти стошнило в платочек (к счастью, не из брабантского, а из обычного кружева). Она протянула его компаньонке, наказав отнести в прачечную, и вернулась в комнату, чтобы мужественно выдержать пытку до самого конца.
От Эмеральды Плюм вышел, порхая сущим мотыльком. Без сомнения, поход выдался удачным и продвинул его на мили вперед.
Когда он ушел, Эмеральда обернула салфеткой принесенную им банку варенья с потрошками и велела Габриэлле избавиться от нее. Как именно это произойдет, она не желала знать. Главное, чтобы этой гадости в ее доме не было. Эмеральде хватало сестер Крим, которые усердно снабжали ее аналогичными подношениями, не в силах уразуметь, что истинной леди подобает растягивать миниатюрную баночку на целый год. Но перед их врожденным пороком плебейства она была бессильна: сколько ни делай переливания чернил, как практиковали сестры, голубей от этого кровь не станет.
Когда Габриэлла вернулась, Эмеральда попросила ее почитать вслух газету. Разумеется, речь шла не о газете – просто так меж ними было принято обозначать, что хозяйка готова выслушать местные сплетни.
– Ох, ну что произошло, скажу я вам! – начала Габриэлла страшным шепотом.
– Ну, не тяни же! – воскликнула Эмеральда. – Неужели опять?
– Да! Еще одна девушка пропала!
Эмеральда подавила возбужденный возглас.
– Как это было? На сей раз ну хоть что-то нашли? – с жадным любопытством накинулась она.
Габриэлла сделала торжественную паузу и выпалила:
– Ничегошеньки! Как и прежде: ни единого клочка, ни пятнышка крови, ни мизинчика. – И с особым смаком добавила: – Как в воду канула!
Слушая компаньонку с самым горячим любопытством, Эмеральда даже не подозревала, что в этот самый момент безжалостная рука судьбы уже сомкнулась на горле первой леди Бузинной Пустоши.
Глава 9, в которой сестра оказывается права
Мастера Блэка Фуксия увидела в окошко кухни – она как раз обвязывала банки с вареньем из лепестков розы (варенье из шиповника, ирисов, наперстянки, первоцвета и самшита она уже успела отнести в погреб). Каждая из них, во избежание образования плесени, прежде накрывалась смоченной бренди бумагой, а посему, перейдя к третьему десятку, Фуксия почувствовала тяжесть в области головы и легкость в районе девичьей скромности. Пригласить мастера в дом внезапно показалось ей блестящей идеей. Она воровато обернулась, как если бы ее мысли мог кто-то подслушать, но нет, она знала, что Лаванда сейчас трудится в саду на заднем дворе.
Последнее обстоятельство было немаловажным ввиду некоторых щекотливых и сбивающих с толку обстоятельств. Дело в том, что
Счет шел на секунды (хирург всегда ходил очень быстро), а потому Фуксия без колебаний метнулась к двери. В этот момент, готовясь тайком протянуть ладошку к налитому плоду, она чувствовала себя немножко преступницей, немножко шалуньей, а еще (после стольких-то банок варенья) озорницей, дерзкой плутовкой, отчаянной сорвиголовой и вообще femme fatale [10] .
10
Роковая женщина (фр.).
Итак, отринув сомнения, она поспешно распахнула дверь.
– Мастер! – громко позвала она, но тут же, опомнившись, оглянулась на дом и понизила голос. – Мастер Блэк!
Тот остановился:
– Что такое?
– Идите сюда, – поманила она, распахивая дверь шире и улыбаясь зазывно и в то же время прелестно (легкое икание лишь добавляло ей шарма).
– Что-то случилось? Вам плохо?
– Нет…
– Тогда зачем я вам?
Фуксия растерялась: ей не приходило в голову, что для приглашения потребуется причина, и потому не успела ее придумать.
– Лаванда, мастер Блэк, – наконец нашлась она, – я так за нее волнуюсь!
– Ей хуже? – коротко осведомился тот.
– Не то чтобы…
Фуксия сделала неопределенный жест, который можно было трактовать как угодно, и приняла таинственный вид, предоставив хирургу самому выдумывать причину. В отличие от нее, ему это, видимо, удалось, потому что мастер Блэк огляделся по сторонам, коротко вздохнул и направился к дому.
– Итак, где…
Фуксия быстро приложила пальчик к губам и потянула его в кухню, следом протиснулась сама, ненароком задев грудью («Ах, у нас такой узкий проем, ик!»), плотно прикрыла дверь и усадила его за стол.
– Так что с вашей сестрой? Где она? – Он повертел головой, будто ожидал, что Лаванда сейчас выпрыгнет из-под стола.
Представив эту картину, Фуксия захихикала, но, заметив его недоуменный взгляд, тут же придала лицу серьезное и слегка озабоченное (но при этом игривое) выражение.
– Лаванда? Она в саду, а почему вы спрашиваете?
Его брови поползли вверх и на полпути сломались угольным домиком.
– Разве не о ней вы хотели поговорить?
– Да-да, разумеется, – кивнула Фуксия.
– Так, может, пригласите ее сюда или мне самому сходить?
Он поднялся было из-за стола, но Фуксия поспешно накрыла его руку своей, удерживая.
– Мне бы хотелось поговорить с вами с глазу на глаз, так сказать, наедине, тет-а-тет, сугубо между…
– Я уловил идею, переходите к сути.
Хирург сел обратно и кинул на нее вопросительный взгляд.
– Да-да, конечно. Просто я хотела, чтобы этот разговор остался только между нами двумя… Видите ли, Лаванда, она так… мм… чутко воспринимает свое нынешнее положение, переживает… ну, вы понимаете, последствия недавнего потрясения, усугубленного, как же это вы сказали, «стулья ординариа». А ведь моя сестра совсем не привыкла быть стулом, и тем более ординария! В общем, вообразите, каково девушке ее тонкого душевного склада… ну, вы понимаете, что я имею в виду…