Большая дорога
Шрифт:
Он греб изо всех сил, сам не зная, куда плывет… Опять кусты…
В изнеможении он оттолкнулся веслом и чуть не уронил его, — казалось, кто-то схватил за весло и тянет, вырывает из рук.
«Шугаев догадывается, что это я послал письмо Маше, — вдруг подумал Борис, и теперь ему стало ясно, почему Шугаев с таким гневом обвинял его в себялюбии и назвал врагом. — Если я не привезу Владимира, то Шугаев обвинит меня в его гибели… И тогда… Этот учитель с голубыми глазами страшен во гневе… Юридически он ничего не докажет… Ночь… тьма… вода… Но Шугаеву не нужно юридических
И тут Борисом овладел такой страх, что он рванул веслами воду, не чувствуя боли в растертых до крови ладонях.
— Едут, — сказал Шугаев, услышав плеск воды.
— Володька, жи-ив? — крикнул Коля.
— Жив, — отозвался Владимир каким-то незнакомым голосом.
— Скорей, скорей к огню! — сказал Шугаев, когда Владимир выпрыгнул из лодки. — Снимайте с себя все… Вот мое наденьте, — Шугаев скинул пиджак.
— Эх, водки бы сейчас стакан! — мечтательно сказал Коля. Его все еще била дрожь.
— Да, подвел нас Тимофей Андреевич, чтоб ему пусто было! — с досадой проговорил Шугаев; ему тоже хотелось выпить после такого нервного напряжения.
Владимир, переодевшись в сухое, сел близко к костру и молча смотрел на быстрые язычки огня, с наслаждением чувствуя, как возвращается в тело тепло. Только сейчас понял он, что был на краю гибели.
— Спасибо, Коля, — сказал Владимир тихо. — Еще заболеешь из-за меня…
— Ну, вот, — смущенно пробормотал Коля. — Да, я забыл отдать тебе письмо.
Владимир распечатал конверт. Наташа писала:
«Только что пришла из консерватории, слушала «Реквием» Берлиоза… Если бы он не погубил ради своей жены последнюю симфонию, какая это была бы изумительная музыка! Не забывайте этой ошибки…»
«Нет, мы никогда не поймем друг друга», — подумал Владимир и бросил письмо в костер.
Послышался хриплый кашель Тимофея. Вытащив лодку на берег, Тимофей молча положил возле костра мешок.
— Где же ты пропадал? — спросил Шугаев, сердито уставившись темными от гнева глазами в помятое лицо его.
— Заплутал, Иван Карпович… Никогда такого со мной не случалось… Кружусь, а на Лебединый никак путя не найду… — глухо сказал Тимофей, пряча глаза. — Прямо сказать, бес попутал.
— Да, верно, попутал, — с усмешкой сказал Борис, вынимая из мешка пустую бутылку. — Одна осталась на всех.
— Нет, — строго сказал Шугаев, — пить будут только Владимир и вот товарищ… Смирнов.
— Просто Коля, — с улыбкой поправил студент.
— Это почему же мы не имеем права погреться? — спросил Борис, настороженно взглянув на Шугаева.
— А потому, что ты виноват в том, что лодку унесло от берега, не привязал ее, допустил преступную халатность, как говорят юристы… Тимофей уже выпил…
— А вы почему должны быть наказаны? — спросил Владимир.
— А я… я был слишком добр к тем, кто не заслуживал этого. Правда, это было давно… давно…
«Все знает», — подавленно подумал Тимофей, не глядя на Шугаева.
— Смотрю
«Знает все про ту осеннюю ночь», — снова подумал Тимофей, с опаской отодвигаясь подальше в тень от сарая.
— А может, и есть талант в тебе, только сам ты его задавил нечаянно…
— В каждом человеке есть талант, — убежденно сказал Коля. — Его только надо найти. Сам человек иногда хуже думает о себе, чем он есть на самом деле…
— Чаще бывает наоборот, — сказал Владимир. — Человек думает, что он лучше, чем он есть на самом деле. Ты, Коля, идеализируешь людей…
— Влюблен, признаюсь, Володенька! — с мягкой улыбкой проговорил Коля. — А как не любить, когда подумаешь: ведь человек — это самое замечательное произведение природы. Частица материи, которая вдруг осознала себя и все, что вокруг, и все поняла и преображает по своему желанию! И самое высшее проявление этого разума в том, что человек создает такие машины, которые действительно делают его царем природы. Самолеты, например, уже приближаются к скорости звука… А работы по расщеплению атомного ядра!
— Нет, Коля, простите, — сказал Шугаев, задумчиво глядя во тьму. — Высшее проявление разума не в машине, а в сознании, которое заставляет человека направлять эту машину в интересах всех людей… в том нравственном чувстве, которое повелевает человеку поступать иногда вопреки своим личным интересам ради того, чтобы другому человеку было хорошо. Это выше самолета со скоростью звука и… труднее… Володя прав.
Борис взял бутылку и стал откупоривать ее.
— Я все-таки выпью… продрог, — проговорил он, пряча глаза под козырьком кепи.
— Ну, что же, давайте, Иван Карпович, выпьем за вашу… высшую силу разума, — с улыбкой проговорил Коля. — Пожалуй, вы правы. На самолете со скоростью звука может летать и зверь… вернее, человеко-зверь…
Тимофей удивленно смотрел на очкастого, лохматого юношу и думал: «Вот диво!»
Его поразили слова Коли о том, что в каждом человеке есть талант. Он с молодых лет обижался на свою судьбу за то, что она обделила его, все отдав удачливым братьям.
— Заехал я недавно к тебе, Тимофей. Жена твоя что-то нехорошо покашливает, — сказал вдруг Шугаев, ковыряя палкой угли в костре. — Ты зайди к доктору Некрасову, я говорил ему, чтобы жену твою отправили на месяц-другой в наш районный дом отдыха.
— За это спасибо, Иван Карпович, — пробормотал Тимофей.
Когда все улеглись, а Шугаев все еще сидел в раздумье возле костра, Тимофей подсел к нему и проговорил глухим голосом, глядя в огонь:
— Ты уж прости меня, Иван Карпович… Я стрелял-то… в окно…
— Ты-ы? — сдавленно воскликнул Шугаев и даже привстал, и Тимофей понял, что Шугаев ничего не знал до этой минуты и не подозревал его. — За что же?
— Зла против тебя, Иван Карпович, не имел… За водку меня купили злые люди… Ну и по темноте своей… — бормотал Тимофей.