Большая игра
Шрифт:
– Они готовы до последней капли своей крови оборонять форпост на берегах Черного моря – Севастополь! И вот их противник! – Голос комментатора такой громкий, что, кажется, сейчас сорвется в надсадный крик. – Вас, леди и джентльмены, ждет новый сюрприз этого вечера!
На поле медленно выезжали закованные в броню всадники. Очень хорошо знакомые мне всадники.
– Эта пятерка не профессиональные игроки! Это воины ордена Готских рыцарей, принявшие приглашение их Великого магистра, нашего возлюбленного принца Альберта Саксен-Кобург-Готского, участвовать в играх по случаю его сорокового дня рождения!
Я позавидовал мощи легких комментатора. Выдать такую длинную фразу на одном дыхании – это воистину достойно уважения.
– Русские против Готских рыцарей! Мы представляем
Я смотрел на этих закованных в сталь с головы до ног всадников – и на самом деле как будто вернулся в прошлое. Под ногами песок, так похожий на крымскую мелкую пыль, а передо мной разворачивается пятерка Готских рыцарей. Длинные копья подняты вверх, на каждом трепещет баннер с личным гербом. Доспехи не сверкают на солнце – ведь Лондиниум день и ночь затянут туманом и смогом. Но и в этом тусклом свете они производят впечатление. Щитов нет, вместо них укрепленный левый наплечник, какой не возьмет и стрела из баллисты. На поясах длинные мечи, рукоятки торчат едва ли не из-под мышек. Кони тоже закованы в сталь по самые глаза.
Вообще-то считается неприличным устраивать поединки пеших и конных воинов, однако никаких правил против этого нет, а значит, нынешнее наше избиение, учиненное во славу Великого магистра Готских рыцарей, ничем не грозит устроителям игр. Да и были бы правила, напрямую запрещающие подобное, на них наплевали бы с высокой колокольни. Есть люди, которые сами устанавливают правила игры, и уж точно принц-консорт одной из самых сильных держав современного мира относился к таковым.
– Я так понимаю, – спокойно произнес Корень, – сейчас нас будут убивать.
– Как и всегда, – ответил я, даже не повернув голову в его сторону.
Сейчас моим вниманием владели враги. Они пустили коней шагом, потом медленной рысью, неспешно набирая скорость для смертоносного удара тяжелыми копьями, и только за полсотни саженей сорвались в галоп.
Первым «заговорил» карабин Армаса. Пули защелкали по броне несущегося на него рыцаря – вроде бы без цели и результата, совершенно хаотично. Но я знал – наш стрелок не просто так тратит драгоценный заряд батареи – он прощупывает броню врага, причем в самом прямо смысле. Ищет в ней уязвимые места, куда можно будет всадить пулю.
Почти тем же занимался сейчас и Вахтанг. Вот только, в отличие от ингерманландца, уроженец Картли и не думал стоять на месте. Он рванул в сторону, уходя с линии атаки разогнавшегося Готского рыцаря. Арбалеты его выстрелили синхронно, выпустив во врага пару болтов, отскочивших от брони нагрудника.
А вот Тарас с Корнем ринулись прямиком на врага. Миг – и оба проскочили мимо меня парой смертоносных вихрей. Еще миг – и оба подскочили почти синхронно, будто договорились заранее. Движения Корня были столь быстры, что я попросту не замечал их – для этого надо было внимательно следить, а не краем глаза. Я успел разглядеть только слетевшую с головы запорожца папаху. Зато Тараса мне было видно очень хорошо. Разогнавшись, тавричанин прыгнул вперед и вверх. Я отлично знал этот прием, ему обучил Тараса сам легендарный Виктор Зангиев по прозвищу Красный Циклон. Обе ноги тавричанина, обутые в тяжелые ботинки с подбитыми сталью подошвами, врезались в нагрудник Готского рыцаря. Треск позвоночника несчастного всадника мне, наверное, почудился – ведь я никак не мог услышать его. Высокая задняя лука седла не помогла рыцарю удержаться на коне. Комично взмахнув ногами, он полетел на землю, рухнув с грохотом и лязгом стали. А следом прямо на него приземлился Тарас и обрушил на шлем несчастного свой стальной кулак.
Всадник, несущийся на меня, не обратил на это внимания. Наверное, и не увидел. Смотровая щель в его шлеме была совсем невелика. Он скакал прямо на меня, опустив копье, и торжествовал. Потому что не может пеший воин, даже с устрашающего вида тесаком в руках, противостоять закованному в сталь Готскому рыцарю. Он уже видел в своих мечтах, как наконечник копья пробивает мою грудь и окровавленный выходит из спины, и я оказываюсь наколот на него, словно бабочка на булавку. Но
Время словно замедлило свой бег. Я во всех деталях успел разглядеть узорчатую резьбу на доспехах моего врага. Тело делало все само – без участия разума. Сейчас в нем не было никакой надобности. Широкий уродливый клинок моего тесака мучительно медленно приближался к лошадиной шее. Он врезался в нее, легко разрезая не особенно толстую броню, защищающую ее. Я пробовал выпрямлять ноги, напрягая руки до боли – жуткой, чудовищной, разрывающей каждый мускул. И вот клинок преодолел сопротивление стали и плоти – конская голова отделилась от шеи, а клинок продолжил свой полет. Ему мало крови, он хочет еще. Он врезается в горжет рыцаря, легко разрубает его, отделяя теперь уже человеческую голову от тела, казалось бы, безо всякого сопротивления. Но мои мускулы говорят – да что там, они просто орут! – об обратном. В этот раз от них потребовалось просто невероятное усилие. Однако результат превосходит все ожидания. Две головы – человеческая и конская – летят, медленно вращаясь и обильно поливая все вокруг кровью. Тело коня, еще не понимающее, что уже мертво, делает по инерции несколько шагов и валится на песок арены. А тот стремительно начинает впитывать кровь.
Я снова огляделся, чтобы узнать общую ситуацию. Но моего вмешательства не требовалось нигде. Схватка оказалась очень короткой.
Тарас все еще сидел на трупе Готского рыцаря, шлем которого был разворочен несколькими могучими ударами. Корень стоял с совершенно безучастным видом, как будто валяющийся у его ног закованный в сталь воин никакого отношения к нему не имел. Горжет рыцаря был пробит аккуратным, хирургически точным ударом, и сверкающий нагрудник пачкала кровь. Еще один рыцарь даже после смерти не покинул седла – из забрала шлема торчал арбалетный болт. Конь остановился, более не понукаемый острыми шпорами, и всадник держался на его спине только благодаря высоким лукам седла. Армас же буквально изрешетил шлем, горжет и верх нагрудника своего врага пулями. Наверное, почти все они отскочили от прочной брони, не причинив вреда рыцарю, но нашлись одна или две, что не расплющились, а пробили-таки доспехи. Он выпал из седла, зацепившись ногой за стремя, и теперь конь волочил его по песку.
Я посмотрел на отсеченную голову моего врага. Она вывалилась из шлема, и я легко узнал в помертвевших чертах аскетичное лицо воина, сказавшего, что будет молиться, чтобы Господь свел его в схватке с карфагенянином. Однако кое-кто распорядился совсем иначе – и я сомневался, что к этому приложил руку Всевышний, скорее уж люди вроде клерка в сером сюртуке.
А после взгляд мой привлекло движение в королевской ложе. Августейшие особы сидели достаточно близко, чтобы как следует видеть арену, и с арены их тоже было отлично видно. Я без труда узнал во вскочившем на ноги немолодом уже человеке, одетом в парадный мундир, украшенный многочисленными орденами, принца Альберта – можно сказать, виновника торжества. О его желудочно-кишечной инфекции благодаря газетам знал весь мир, и я был уверен, что сегодня из-за нас он заработал очередное несварение. Сейчас же принц-консорт Британской империи стоял прямой, как палка, и глядел на нас с такой ненавистью, что я понял – Лондиниум, да и острова в целом надо покинуть как можно скорее. Ведь царственные особы зачастую весьма мстительны, а мне вовсе не хотелось пробовать на вкус месть принца Альберта.
Глава 2
В гостях у ордена
Меньше, чем сэра Галахада, хотелось видеть только подосланных любителями серых сюртуков наемных убийц. Хотя что-то мне подсказывало – очень скоро я могу изменить свое мнение, и изменить кардинально. Паладин Ордена встретил меня у самой кассы, где я старался как можно быстрее получить деньги за победу в схватке и уже прикидывал, как бы поскорее добраться до порта и купить билеты на материк. Лондиниум меня более никоим образом не привлекал. Вот только у сэра Галахада был иной взгляд на эти вопросы, и вряд ли он придется мне по душе.