Большая интрига
Шрифт:
Майор с видимым удовольствием прошелся несколько раз по комнате, он чувствовал себя гораздо лучше после того, как серьезная угроза попасть в тюрьму прошла мимо.
Однако этот разговор не вел ни к чему хорошему. Ведь по своей воле он согласился на присутствие в Высшем Совете этого иностранца, которого он по праву считал своим врагом, ненавидел и точно знал, что тот, не задумываясь, переступит через его труп.
Он подошел к ней и окинул взглядом ее изящную фигуру. Он всегда считал ее настоящей красавицей, но мужской костюм добавлял ей очарования, придавал дополнительную прелесть всему ее облику. Мгновенно перед майором пронеслись все те моменты, когда она отвергала его ухаживания. Он предоставлял доказательства удивительного терпения, а она только смеялась. Но чего он не мог ей простить, так это того, что она отдавалась практически каждому, — он был в этом абсолютно уверен. В воображении он приписывал ей множество любовников, и в нем поднималась волна гнева, когда он вспоминал ее приключение с негром Квинквой. Отчего она так презирала его, хотя он был настоящим джентльменом? Да потому, что она целиком принадлежала Мобрею! Ах, как она, должно быть его любила, если так стремилась сохранить рядом с собой, жить с ним под одной крышей и даже дать ему официальное место на острове! Сам он никогда не испытывал по отношению к шотландцу ни малейшей симпатии, но тот из-за своей связи с Мари сделался для него самым ненавистным человеком на свете!
— Я прекрасно знаю, мадам, — с достаточной откровенностью заявил он, — что вам не нужно знать мое мнение. Однако я не могу забыть, что давал вам клятву верности. И было бы именно самым настоящим доказательством неверности, если бы я не предостерег вас…
— Что вы хотите сказать? — немедленно спросила Мари.
— Я хочу сказать, что вы ни на минуту не должны забывать о том, что стойте у власти, что у вас в руках абсолютная власть. Это накладывает на вас определенные обязательства. В глазах своих подчиненных вы должны быть вне всяких подозрений.
— А в чем, простите, они могут меня подозревать? — свысока спросила она.
Но она уже догадалась, к чему клонил майор, однако смело подняла на него глаза, готовая защищаться от любого нападения.
— Да, — не спеша продолжал он, — о вашей жизни в Горном замке известно все, как если бы вы жили в стеклянном доме. Каждому известны все ваши поступки, а поскольку вы для колонистов являетесь средоточением всех интересов, то каждое ваше движение служит предметом наблюдения, изучения и обсуждения.
— Как же так! Разве я не свободна делать в собственном доме то, что мне нравится? Воспитывать своих детей так, как считаю нужным, принимать, кого мне нравится?
— Речь идет не о ваших детях, мадам. Если вы позволите мне говорить с вами с полной откровенностью и дадите обещание не держать на меня за это зла, то я могу сказать вам вещи, которые, возможно, будут вам неприятны, но очень полезны.
— Хорошо, говорите! — удрученно ответила она, потому что понимала, что он все равно будет говорить.
— Итак, я хочу вам сказать, мадам, что люди много болтают о присутствии в вашем доме этого шевалье де Мобрея. Он человек не, военный. Все считают его шпионом, которому платит Англия, а в частности, Кромвель.
— Вы это говорите не из ревности, майор?
Он пожал плечами:
— Как вы можете так говорить! Разве я был против того, чтобы сделать шевалье членом Совета, о чем вы говорили совсем недавно? Нет. Тем не менее я не могу скрывать от вас, что его считают вашим любовником.
— А даже, если бы так оно и было? — с горечью спросила она.
— Простите меня, — задушевно проговорил он, — но отец Бонненон так же, как любой другой священник, скажет вам, что тем самым вы подаете населению дурной пример, и это в то время, как все вокруг нарушают законы. Я могу добавить, что, по моему мнению, еще слишком рано принимать в своем доме такого человека, и вы должны меня правильно понять.
— Шевалье де Мобрей — мой гость. По законам гостеприимства его особа священна.
— Да, мне это известно. Он ваш гость… Но дает ли это ему право быть одновременно любовником вашей служанки Жюли и вашей кузины, мадемуазель де Франсийон?
Мари в полном смысле слова подпрыгнула на стуле.
— Вы сейчас произнесли отвратительную клевету, майор!
— К сожалению, это правда, мадам. Все на острове знают, что шевалье де Мобрей переходит из одной комнаты в другую, из одной постели — в другую, и все это происходит в Горном замке!
— Если бы шевалье стало известно, что вы здесь о нем говорите, он бы вызвал вас на поединок…
Рулз невозмутимо продолжал:
— Меня удивляет, что вы до такой степени не осведомлены. Как можно не знать, что происходит в собственном доме, хотя об этом известно каждому? Поистине, мадам, ваше попустительство не знает границ! Однажды вам дорого придется расплачиваться за свою снисходительность…
— Все, что вы здесь говорите, одна сплошная ложь…
— А вы поинтересуйтесь. Спросите самого шевалье, и если он честный человек, то во всем сознается. Или поговорите с вашей кузиной!
Рулзу и Мари часто приходилось спорить, и сейчас майор вспомнил, как однажды губернатор через Ла Пьеррьера поручил ему одну весьма деликатную миссию, где речь шла о Мари. Тогда ему пришлось действовать с исключительной осторожностью, но тем не менее разговор принял довольно скоро характер обычной ссоры. Но и в тот момент он не видел ее такой растерянной, эту на удивление красивую женщину, которая обычно была так уверена в поистине магическом влиянии собственного обаяния. Сейчас же она была бледна, как смерть, она вся дрожала, а грудь высоко поднималась от волнения. В это мгновение Мерри Рулз узнал, что такое настоящая ревность. Как она должна была любить этого шотландца!
— Мне известно, — настойчиво продолжал он, — что мадемуазель де Франсийон поддерживает предосудительные отношения с этим человеком. В каком-то смысле это уменьшает беспокойство некоторых членов Высшего Совета и говорит за то, что шевалье удерживают на острове связи именно такого характера. В противном случае, он непременно вызвал бы подозрения. Иначе, мадам, как объяснить тот факт, что почти сразу после его повторного визита в наших водах появилась английская эскадра — для того, как вы, вероятно, помните, чтобы спасти нас от нападения дикарей!