Большая книга о разбойнике Грабше
Шрифт:
И он хлестнул розгами в воздухе и заревел так, что публика задрожала:
— Взрослые, да вы что? Это с вас надо брать пример детям? А вы разве сами не жульничаете? Не завидуете? Не рветесь к денежкам изо всех сил? Кончай притворяться, взрослые из Чихенау! Вот я вас отучу юлить, вас давно пора припугнуть, индюки надутые!
Он перемахнул со сцены в зал. Полы красной шубы взметнулись, и показались его ботинки.
«Так это мои ботинки!» Капитан полиции Штольценбрук узнал свои форменные капитанские ботинки, которые отобрал Грабш.
— Тревога! — закричал
На сцену выскочил бургомистр, схватил микрофон и, размахивая руками и сбиваясь на фальцет, объявил:
— Наш первый гражданский долг — сохранять спокойствие! Для паники нет причин, ситуация под контролем горсовета!
Но его никто не слушал, потому что Грабш уже кинулся на разряженных дам и господ, и розги святого Николая свистели то тут, то там.
Какой же поднялся гвалт и визг! Терялись в толчее шляпки, разваливались дорогие прически, расстегивались сумочки и слетали с ног туфли. Все бросились к выходу, расталкивая друг друга: взрослые и дети, три хора и духовой оркестр полиции. Даже Антон Шпехт не решился остановить Грабша, а убежал вместе с толпой. Многие попрыгали из окон в сугробы — к счастью, было достаточно снега для мягкой посадки. Несколько полицейских пробовали одолеть Грабша. Он вышвырнул их в окно вслед убегающей публике.
Вдруг среди испуганных воплей и причитаний взрослых послышался голос маленького мальчика:
— Дорогой разбойник Грабш, вон тот дяденька — мой учитель!
Грабш протянул руку за тем мужчиной, на которого показывал мальчик, и вышвырнул его в окно за компанию с полицейскими.
Зал мигом опустел. Скоро Грабш остался один во всей ратуше. Пропал даже Макс. Дети тоже разбежались, и только два ангела стояли на сцене и ревели в три ручья.
— Нечего хлюпать, ревушки-коровушки, — пробурчал Грабш. — Подумаешь, маленькое новогоднее представление для взрослых. Очень освежает.
Он подтащил мешок и сыпанул девочкам пряников и печенья прямо в подолы ночных рубашек.
— Приходите к нам в гости, в Воронов лес, — сказал он. — Сможете лазить по шесту и кататься с чердака в комнату, Салка и Лисбет научат.
Но ангелочки решили, что им лучше убраться подобру-поздорову.
Грабш осмотрелся и откашлялся. Кашель прокатился по пустому залу, как гром. На полу валялись туфли, порванные бусы, опрокинутые стулья. Грабш подобрал помятую трубу из оркестра, трое очков, плеер и вставную челюсть.
— Так, — зычно рыкнул он, и голос его разнесся по городу, долетев до самого леса, — и где мои пятьдесят марок? Я работал как вол. Я честно их заработал!
Но никто не отвечал. Только гулким эхом отозвались стены зала.
— Ну ладно, — проворчал он, — тогда в счет оплаты беру мешок. Хороший крепкий мешок, вместительный, пригодится. А главное, полный! — вот Олли обрадуется.
Он скинул красную шубу и швырнул ее в угол, туда же отправились шапка и розги, закинул за спину мешок и зашагал к выходу. Трубу, очки и вставные зубы он оставил себе: пусть Салка и Лисбет в них поиграют.
Домой разбойник шагал дворами, прямиком по сугробам, не разбирая дороги. Жители Чихенау в ужасе приникли к окнам и смотрели на Грабша. Но преградить ему путь никто не решился.
Могущество морских свинок, или Суматоха в морковной роще
Огромный мешок прокормил семейство Грабш до конца января. А потом, когда съедено было все до последней крошки по уголкам и швам мешка, Ромуальду пришла в голову исключительная идея, которую он подглядел у ежей: вместе с Олли и дочками он влез на чердак, зарылся поглубже в сено, свернулся калачиком вокруг жены и детей, и они впали в настоящую зимнюю спячку. Все до одного, кроме морских свинок.
Проснулись они только в марте, сопя и чихая от сенной пыли. И стуча зубами от холода. Потому что от кучи сена почти ничего не осталось. А вокруг что-то шебуршилось, волновалось и попискивало.
Они встали, вытряхнули сено из волос, ушей и одежды и обалдело уставились друг на друга. Как изменила их спячка! Грабш похудел так, что смотреть было больно. Дети тоже осунулись и стали почти прозрачные. И только круглый животик Олли округлился еще больше.
— Как ты ухитрилась? — удивленно спросил Грабш жену. — Ты что, в спячке питалась сеном?
Олли засмеялась и покачала головой.
— А ты и забыл, что мы хотели заполнить двенадцать стульев? Ах ты сеноед мой лохматый!
На слове «сеноед» оба насторожились и огляделись. Куда подевались их главные сеноеды — морские свинки?
Но свинок давно уже нашла Салка: целый табун их притаился у стен, не решаясь пошевелиться. Черные, белые и пятнистые. Через некоторое время они подняли мордочки, принюхались и живо принялись за остатки сена.
Олли пересчитала их.
— Шестьдесят четыре, — объявила она. — Повезло еще, что мы вовремя проснулись, а то бы они сначала доели сено, а потом принялись за нас. А вот мы что будем есть? Ни капельки еды во всем доме!
— Тихо! — сказал Грабш, подняв палец. — Кажется, кто-то кричит? Они прислушались. И правда, доносились какие-то далекие крики. Грабш скатился по шесту и выбежал из дома.
На той стороне болота приветливо махал Макс. Грабш радостно свистнул и, пошатываясь, побрел к нему. Но Макс не узнавал его, пока они не столкнулись в упор.
— Быть того не может, Ромуальд! — в ужасе повторял он. — Неужто это ты? Кожа да кости! Вовремя я подоспел…
Макс и сам удивительно изменился: грудь колесом, как у супермена, вздутые мускулы распирали куртку. Он принес большой мешок с колбасой, хлебом, салом, мукой, картошкой, сливочным маслом, яйцами, фасолью, кофе и сахаром. И как он один дотащил такую тяжесть?