Большая книга о разбойнике Грабше
Шрифт:
— Я бы тебе их зажарил, но пришлось бросить мешок — из-за тебя, между прочим, — оправдывался Грабш, почесывая живот.
— Еще зажаришь! — сказала Олли, подтянулась на его бороде и крепко поцеловала разбойника.
— Побаиваюсь я, что будет завтра, — вздохнул он. — И что мне говорить твоей тете? Как себя называть?
— Придумай какое-нибудь милое имя. Тетя все равно его скоро забудет. А в остальном положись на меня. Все будет хорошо: сначала мы все вместе выпьем кофе. Потом ты скажешь тете, что хочешь на
— А мне не надо будет ужинать в одиночку, когда я стащу и зажарю еще одного кролика!
— И мы отлично заживем тут сами по себе! — и она спрыгнула с его бороды и побежала домой, помахав на прощание.
— Осторожно — там болото! — крикнул он.
И она в последний момент отскочила в сторону.
— У большого дуба — налево, — подсказал он. — Может, проводить тебя? Это опасное болото. Ты еще не выучила потайную тропинку.
— Оставайся дома, — ответила она. — Я такая легкая, что быстро не утону. Хочу сама разведать дорогу. Пока, бородатик!
Олли скрылась за деревьями, а он плюхнулся без сил на надувной матрас, который тут же с треском лопнул. Грабш не вставал и думал про Олли. От того, что он пережил за целый день, у него голова шла кругом. Когда стало смеркаться, в пещеру одна за другой вернулись летучие мыши, которых днем распугала Олли. Он спокойно смотрел на них.
— Оставайтесь, — сказал он. — Олли к нам пока не переехала. Но учтите: она любит чистоту. Пройдет время, и все наладится. Она назвала меня «бородатик»!
< image l:href="#"/>Разбойник в тетиной гостиной
На следующий день после обеда Грабш крался к дому тети Хильды. Все тело у него болело после сна на лопнувшем матрасе, и он ругался по дороге на чем свет стоит. Пшеница на поле тоже оказалась недостаточно высока и не прикрывала его красную рубаху. Так что пришлось ползти на четвереньках. Маскировочным штанам это было нипочем, но руки ужасно перепачкались. Он вспугнул косулю, сам перепугался от неожиданности и рассердился: с детства он ничего и никого не боялся! Посреди поля его выследила собака, подняла лай и не отставала от Грабша, пока он злобно не зашипел по-кошачьи. На самом краю поля он вляпался левой рукой в коровью лепешку. Руку он вытер о штаны. Сердце бешено стучало. Он чувствовал себя неловко, как жук, упавший на спину. В двадцать минут четвертого он постучал в дверь домика на окраине Чихендорфа. Он стучал очень робко. Но дверь все равно затряслась. На порог вышла Олли. Она сияла от радости. На ней было желтое воскресное платье с кружевами и оборками. — Батюшки мои, борода в цветочек! — шепнула она, вынула несколько репейников у него из бороды и василек из уха и потянула его за левую руку:
— Заходи скорей — кофе уже сварился!
В доме она попыталась выпустить его руку, но удивительное дело — ладони как будто срослись. Коровья лепешка держала крепко.
Она сразу потащила его в ванную мыть руки. Но он не пролез между дверью и раковиной в крошечной ванной. Ничего страшного — он прямо из прихожей дотянулся до крана. Олли щеткой отскребла ему руки, а заодно успела и ногти постричь.
В коридоре Грабшу пришлось пригнуться, чтобы не задевать головой потолок.
В ширину он тоже еле умещался в тесной прихожей. Стоило ему расправить плечи, как он сшиб чучело филина с ветки на стене. Филин свалился в корзину для зонтов. Грабш наклонился, чтобы вернуть филина на место, но врезался лбом в зеркало, и оно со звоном разбилось. Разбойник испуганно выпрямился. И смёл головой четыре дамские шляпки с верхней полки. Больше он вообще не решался пошевелиться. Олли взяла его за руку, и он на ватных ногах вошел за ней в гостиную.
Первое, что бросилось ему в глаза — свиньи-копилки. На этажерке, на полочке над столом, на швейной машине, в буфете — везде громоздились самые разные розовые копилки. Большие, маленькие, в цветочек, украшенные клевером с четырьмя листиками, пунцовые и бледно-розовые, с хвостиками, закрученными влево и вправо, — но все с одинаковыми малиновыми точками на пятачках. Среди этого изобилия стояла перепуганная тетя Хильда с кофейником. Ростом она была едва ли выше Олли, но с глубокой складкой на лбу и с длинным носом, острым, как кухонный нож.
— Тетя Хильда, это я, — сказала Олли. — Я нечаянно врезалась в зеркало. Но я куплю новое. Смотри, тетя, вот и мой жених.
Тетя протянула руку Грабшу.
— Только не дави, — шепнула разбойнику Олли.
— Значит, господин егерь, вы собираетесь жениться на моей племяннице? — спросила тетя и вгляделась близорукими глазами в лицо разбойника. — Напомните, пожалуйста, еще раз ваше звучное имя.
— Чего? — переспросил Грабш и застыл, разинув рот.
— Как тебя зовут, — шепотом подсказала Олли.
— Бо… бородоцветочный, — промямлил он.
— Бородоцветочный? — недоверчиво уточнила тетя. — Первый раз слышу такую фамилию.
— Ромуальд совсем недавно в наших краях, — поскорее прибавила Олли.
— Ромуальд? — насторожилась тетя. — Так у нас только одного человека зовут: Грабша. Такой же верзила, как вы. Ужасный человек. Негодяй. Судите сами: вчера утром украл у меня, беззащитной вдовы, трех кроликов!
Грабш стоял, повесив голову. Несколько раз он кашлянул, больше ничего не приходило в голову. От его кашля со стола слетело несколько фигурно сложенных салфеток. Пытаясь поймать их, он стукнулся головой о люстру над столом.
— Что ж, — сказала тетя, — вы не виноваты, что вас так зовут. Добро пожаловать. Садитесь за стол.
Олли подвинула ему стул. Но, когда Грабш устроился поудобнее, стул под ним сломался. Он постарался встать, ни к чему не прикасаясь. Но в комнате было так тесно. И пока его пересаживали на сундук, готовый выдержать его вес, Грабш опрокинул фарфоровую балерину на комоде и цветы на столе.
Олли с тетушкой подвинули накрытый стол к сундуку. Грабш осторожно вытянул ноги. Они пролегли под столом и неловко высунулись с другой стороны. И тут же, наливая кофе, тетя споткнулась о сапоги Грабша и чуть не упала; Олли успела подхватить ее в последний момент. А кофе выплеснулся на коврик.
— Этот коврик я сплела своими руками, — уточнила тетя. — Обо что это я споткнулась?
Грабш скорее поджал ноги под стол.
— О мою ногу, тетя Хильда, — ответила Олли. — Прости, пожалуйста.
Но тут Грабш уперся в стол коленками. Две чашки кофе, налитые до краев, пошатнулись.
— Олли, теперь ты толкнула стол, — рассердилась тетя. — Соберись и веди себя прилично!
— Это не она, — пробурчал Грабш, — это я.
— Нет, я! — уперлась Олли.