Большая Красная Кнопка
Шрифт:
И я прыгнул в люк.
В самый обычный. Для слива дождевой воды. Труба оказалась забита грязью, слизью и давно сгнившей дохлятиной, но мне было не привыкать. Вывалился в колодец, из которого трубы расходились на все четыре стороны света, я выбрал восток и сто метров грязи, смешанной с крысиными костями.
Снова колодец. С ледяной жижей, есть такое состояние, когда не разберешь – вода или лед, промежуточное качество, передохнуть. Ненавижу это все. Среди дохлых крыс сам всегда чувствуешь себя крысой. Почти дохлой, совсем немного до дохлой.
Холодно.
Не получилось, каждая ступень оказалась покрыта толстенным слоем льда, уцепиться не за что. Ножом лед не отковыривался, пришлось колоть прикладом. Куски били по голове. Так я поднялся на три ступеньки, когда почувствовал запах. В трубе воняло. Не обычной нашей мерзостью, приятным. Цветами, травой… В канализационной трубе не может пахнуть цветами и травой! Никак. Особенно зимой. Или у меня что-то с головой, или…
Газ. Вообще смертельный газ не должен быть вкусным, он прежде всего не должен никак ощущаться, я же его слышал превосходно. Надел противогаз. Газ хоть и китайский, а все равно газ, обязан задержаться.
Вдруг мне подумалось: а что, если это не просто газ? Если он еще и взрывается? Сначала травануть, потом выжечь и взорвать.
Стал долбить по ступеням с утроенной силой. Лед отслаивался мелкими кусками, руки примерзали, и кожа тоже примерзала к железу, отдиралась тонкими полосками, но боли я уже не чувствовал. Уперся затылком и плечами – смех, если наверху машина окажется, – но мне повезло, люк был свободен и даже не очень приржавел. Надавил на него загривком, напрягся, правая нога поехала и заныла, я надавил еще, люк приподнялся и сдвинулся. Несколькими движениями сместил его вбок и выбрался на асфальт. Рядом стоял небольшой грузовик, закатился под него.
Дирижабль висел неподалеку. Меня не заметили, я пополз между машинами, и тут же рвануло, в небо бешено ударил столб малинового пламени. И еще в нескольких местах с ревом взлетели тяжелые люки, и вырвавшийся огонь нарисовал в воздухе знаки вопроса.
Доверяйте предчувствиям, останетесь живы.
Дирижабль стал набирать высоту. Летуны тоже, затем втянулись внутрь. Когда китайцы исчезли в облаках, я выбрался из-под ржавого железа и побежал обратно, к телецентру.
На четвертый, выставил растяжку, пролез под баррикадой. В монтажную, я как-то уже привык к этому месту.
– Это я! – сказал погромче, чтобы Егор с перепугу не всадил в меня разрывную.
Егор встретил меня у второй двери. Довольный какой-то.
– Тут это… – сказал он смущенно. – Совсем что-то…
– Что совсем что-то?
– Алиса. Она вернулась.
Алиса вернулась. Она всегда возвращается. Я к ней привык. Если Алисы нет где-то рядом, я чувствую себя неспокойно.
– Она вернулась – и что?
– Не знаю. Мне кажется, что-то ненормальное с ней…
Ненормальное. Она вообще вся ненормальная, от ногтей до кончиков волос.
– Она пришла и… – Егор не находил слов.
– Она на меня как-то не так посмотрела…
Егор прищурился, лицо у него получилось страшное.
– А потом ее стошнило.
– Как? – не расслышал я.
– Стошнило. Чернотой. Вонь стояла, я чуть не выбежал… А она меня схватила и флягу сорвала. С водой.
Алиса лежала возле стены. На полу. Спала. Дышала равномерно и даже вроде как чуть улыбалась.
– Она всю флягу выдула. – Егор постучал по бутылке.
– Алиса выпила всю воду?
– Да.
Интересно. Алиса стала пить.
– А потом ее еще раз стошнило, и тоже чернотой. А после этого завалилась. И крыса тут же извивалась где-то, Чапа. Она ее охраняет, кажется.
Я взял стул, сел рядом с Алисой. Спит.
– Еще… – Егор поежился. – Еще мне показалось…
Егор замолчал.
– Что тебе показалось?
– Она сказала… Что-то про дом.
– Сказала?!
Я скрипнул стулом по полу, вскочил.
– Ну да, сказала. Что хочет домой.
Егор вроде не шутил. Он не умеет. Алиса снова говорит. Да… Надежда навалилась на меня, и, чтобы не сглазить, я принялся Алису ругать, какая она наглая дура, приручила крысу, сама похожа на дохлого ежа, смотреть противно…
– Я тут еще… кое-что нашел, – сказал Егор.
Он положил передо мной пакет из толстого пластика. С квадратным плоским предметом.
– Что это?
– Я думал, что это сказка…
– Что? – спросил я. – Что значит сказка?
– Мой прадед… Или прапрадед, не знаю. Дельта-оператор, помнишь? Это тоже было зимой, только самой лютой. Они должны были улетать с утра, как раз началась эвакуация. А вечером они решили отпраздновать конец света. Елку нарядили, самовар, стали веселиться. А ночью к ним прибежал человек и сказал, что у него потрясающие известия. Что он знает причину всего этого кошмара. Он сам присутствовал при запуске, видел, как нажимали на кнопку…
Егор замолчал.
А я почему-то в первый раз представил эту самую кнопку. Большую, выпуклую, красную, это обязательно. Все должно начаться с красной кнопки.
– Они бросили праздновать и стали смотреть, и тут нагрянули военные. Все испугались, а мой прапра спрятал кассету в снеговика, пока никто не видел. Солдаты стали спрашивать, начальника убили. А военные вывели всех на улицу, к пруду и расстреляли.
– А твой прадед, что, пуленепробиваемый оказался? – спросил я.
– Нет, его ранили, но добить не успели почему-то. Он хотел вернуться за кассетой, но тут его нашла бабушка, а дальше тоже не получилось.
– Почему раньше не рассказывал? – спросил я.
Егор пожал плечами.
– Потому что это сказка. Как про подарки из трубы. Трубный Дед, такого не бывает ведь. Мне отец говорил, что это все иносказательно, то есть могло и не быть вполне. А оно оказалось по-настоящему… И я не знал, что такое снеговик, я думал, ты врешь. Кто станет делать человека из снега? И потом, как снеговик мог не растаять за сколько лет… А он, оказывается, бумажный… А потом я думал, там послание мне найдется.
– Что?