Большая охота на акул
Шрифт:
Голос в радио на мгновение стих, потом упал на несколько октав и продолжил рассказ:
– По сообщению полиции, несколько часов спустя Вилли и еще два пса, оба полукровки, были найдены на пустующей стоянке возле пристани для яхт Диннер-Ки. Всех троих умело кастрировали…
После долгой паузы, которую заполнил странный стон, радиоголос словно бы сорвался, но все же продолжил – очень медленно:
– Природа ран не оставляла сомнений, что сегодняшние увечья дело тех самых адских рук, повинных в сорока семи из всех сорока девяти кастраций в Кокосовой роще в этом году.
«Несомненно, это дело рук Кастрато, – сказал старший кинолог Лайонел Олей на поспешно собранной пресс-конференции сегодня днем. – Взгляните, как чау обработали скальпелем. Эти надрезы произвели с хирургической
Пресс-конференцию Олей закончил на юмористической ноте, призвав репортеров «побегать, как собаки», пока не раскроют дело. «И если у кого-то из вас есть дворняжки, – добавил он, – либо не пускайте их в Кокосовую рощу, либо усыпите».
– А пока, – продолжал диктор, – полиция Майами предупреждает всех владельцев собак остерегаться красного пикапа, медленно едущего по жилым предместьям. Водитель, невысокий, но мускулистый мексиканец между сорока и пятьюдесятью вооружен исключительно опасным, высоковольтным электрическим оружием, известным как «тазер», а также опасно невменяем.
* * *
Господи Иисусе! Не знаю, по силам ли мне такие новости в четыре утра, особенно когда в голове шумит от амфетамина, алкоголя и «перкодана». Исключительно трудно в таких обстоятельствах сосредоточиться на дешевых фактах кампании 76-го. Сама мысль о том, чтобы освещать первые стадии той циничной и ретроградной кампании, уже повергла меня в почти клиническое отчаяние, и если бы я знал, что придется торчать с этими людьми до ноября, сменил бы фамилию и поискал бы место профессионального охотника на аллигаторов в болотах Окичоби. Долгий и мучительный год кампании мне не перенести, и в глубине души у меня шевелится подозрение, что и кампания не совсем верная, но такое суждение журналисту на данной стадии выносить не следует. Во всяком случае, в печати.
Поэтому пока постараюсь воздержаться и от отчаяния, и от суждений. Но, думаю, через пару месяцев они будут вполне оправданы, а до того времени вернусь к моей твердой, но редко упоминаемой уверенности, которой придерживаются и большинство серьезных крупных вашингтонских политиков: никто, вообще никто не способен функционировать в полную силу круглые сутки на более чем одной президентской кампании. Это практическое правило, насколько мне известно, никогда не применялось к журналистам, но налицо достаточно свидетельств тому, что стоило бы. Нет причин полагать, что даже самые лучшие и талантливые журналисты способны постоянно или хотя бы более одного раза выжать из себя те фанатичные энергию и интерес, а также полнейшую концентрацию, необходимые, чтобы от начала и до конца жить в ускоряющемся водовороте президентских выборов. На том адском поезде нет места тем, кто хочет иногда расслабиться и вести себя по-человечески. И это в особенности верно для нынешней кампании, которой не хватает центральной, всепоглощающей темы вроде войны во Вьетнаме, которая привлекла столько талантливых и беззаветных аполитичных людей в 68-м и 72-м годах.
На сей раз темы слишком разнородны и слишком сложны для немедленной поляризации в крестовом походе «На чьей ты стороне?». В кампании 76-го особой идеологии не будет, она – дело техники, проводимая политиками и для политики. Здесь она не слишком отличается от прочих кампаний, вот только на сей раз это будет мучительно очевидно. На сей раз, в двухсотую годовщину того, что когда-то звалось Американской мечтой, нас день за днем будут тыкать носом – по телику и через заголовки – в дерьмо, которое мы наложили.
В сегодняшнем мире, всякий раз знакомясь с мужчиной или женщиной, которые сражались за свободу Испании, я встречаю родственную душу. В те годы мы жили в полную силу, и то, что пришло потом и что еще придет, никогда не сумеет вознести нас на те же высоты.
Из «Воспитания корреспондента» Герберта Мэттьюса
Моя проблема с этой кампанией началась чуть меньше двух лет назад, в мае 1974 г., когда я полетел с Тедди Кеннеди в Джорджию и наткнулся на Джимми Картера. Встреча была не столько случайной, сколько неизбежной, хотя в то время я почти ничего не знал про Джимми Картера, да и знать не хотел. Он был никчемным губернатором Джорджии, номинировавшим «Куша» Джексона на съезде демократов в 1972-м, и в течение того года я написал про него несколько гадостей.
Или так он мне сказал, когда я явился в восемь утра в особняк губернатора к завтраку. Я всю ночь провел в компании полных дегенератов… ну да не будем в это вдаваться, во всяком случае пока. Я только что перечитал кусок про Кастрато, и мне пришло в голову, что от смертельного разжижения мозга меня отделяет пара-тройка путаных отступлений.
Да, к теме: даже сейчас я не питаю теплых чувств к южным политикам. С тех самых пор как первые пушечные ядра обрушились на Форт-Самтер в 1861-м, в политике Юга преобладали воры, невежды, милитаристы и фанфароны. Были губернаторы вроде Эрла Лонга в Луизиане, «Целовалки Джима» Фолсона в Алабаме и Орвала Фобаса в Арканзасе и сенаторы вроде Бильбо и Истленда от Миссисипи, Сметерса и Гурни от Флориды и Линдона Джонсона из Техаса.
Под конец Движения за гражданские права в 1960-х годах губернатором Джорджии был болван из белого отребья Лестер Мэддокс, который в той или иной тупой ипостаси до сих пор с нами, и когда занавес наконец опустится над Джорджем Уоллесом, он, вероятно, войдет в историю как самый большой вор из всех. Уоллес первым из южных политиков понял, что выше линии Мейсона-Диксона столько же злобных и глупых невежд, как и ниже ее. И приняв ушлое решение «выйти на национальный уровень» в 1968-м, он создал базирующуюся в Алабаме индустрию, которая с тех пор очень и очень обогатила его самого и горстку его закадычных дружков. На протяжении более десятилетия Джордж Уоллес дурачил национальную прессу и запугивал крупных переговорщиков обеих основных партий. В 1968-м он отнял у Губерта Хамфри достаточно голосов демократов, чтобы избрали Ричарда Никсона, и если бы потрудился понять процесс выбора делегатов в 1972-м, то мог бы помешать номинации Макговерна и сам бы протолкался на второе место в тандеме Хамфри-Уоллес.
В тот год Макговерн не пережил бы второго недобора голосов в Майами, и только последний дурак счел бы, что Счастливый Вояка не пошел бы на сделку с Уоллесом. Губерт Хамфри с кем угодно на что угодно поменялся бы, лишь бы заручиться номинацией от демократов в 1972-м, и будет готов меняться в этом году, если углядит хотя бы малейший шанс.
А свой шанс он видеть умеет. Он увидел его еще утром после первичных в Нью-Гэмпшире, когда стало известно, что пять процентов проголосовало за делегатов, не принадлежащих к той или иной партии. Этот гнилой, изовравшийся старый псих уже на рассвете выступил по национальному телевидению, где квохтал, как накаченная амидами наседка, по поводу «отличных новостей» из Нью-Гэмпшира. После почти четырех лет государственной сдержанности и нечастных появлений на экране, где слишком хорошо заметны его седина и обвислые брыли (это были четыре долгих и лихорадочных года, видевших падение Ричарда Никсона, конец войны во Вьетнаме и неоколлапс экономики США), и стольких торжественных заявлений, дескать, он никогда не станет баллотироваться в президенты, чтобы выдернуть Губерта из шкафа, понадобилось лишь известие из Нью-Гэмпшира, что пять процентов избирателей-демократов, менее четырех тысяч человек того странного маленького штата, проголосовали за «беспартийных» делегатов.
Хамфри, даже не баллотировавшийся на первичных в Нью-Гэмпшире, счел их «своими пятью процентами». И плевать, что победил там никому не известный бывший губернатор Джорджии, набрав более чем тридцать процентов голосов, или что либеральный конгрессмен-либерал Моррис Юдалл пришел твердым, хотя и разочаровывающим вторым с двадцатью четырьмя процентами, или что сенатор-либерал Бёрч Бай пришел третьим с шестнадцатью. Все это Хьюберта не заботит, так как он посвящен в различные слухи и скормленные прессе сообщения, дескать, многие «беспартийные» делегаты в Нью-Гэмпшире тайно поддерживали Хамфри. Разумеется, удостовериться возможности нет, но нет и причин сомневаться, во всяком случае в замшелом мозгу Счастливого Вояки.