Большая охота на акул
Шрифт:
– Он мог бы вас опознать…
– У него времени бы не было нас рассмотреть. Но пока мы катались, мы об этом подумали и решили, что такая выходка – единственное, что сняло бы Никсона с крючка, ведь на следующий день он бы выступил по телику с экстренным заявлением на всю страну и заскулил бы: «Только посмотрите, что преступники сотворили с бедным мистером Колсоном! Вот именно о таком мы предупреждали. Вот почему нам приходилось прибегать к насилию, ведь гады ни перед чем не остановятся! В четыре утра они протащили мистера Колсона по всей Пенсильвания-авеню, а потом разрезали веревки, точно на упаковке мяса!» Он потребовал бы немедленного ужесточения мер безопасности, так сказать, закруглить
– Она и так была довольно рискованной. И демократической партии никакой пользы не принесла бы, верно?
– Ну да, могла бы возникнуть кое-какая проблема с имиджем, а она дала бы Никсону лазейку, которую он так отчаянно ищет, возможность оправдать всю историю с Уотергейтом, разглагольствуя про «жесточайшее преступление». Таскать людей по улицам – выходка в духе «ангелов ада». «Ангелы ада», пачукос, пьяные ковбои. Но потом я еще над этим подумал, и когда вернулся в отель после вонючей аварии, которую все еще стараюсь объяснить… Мне пришло в голову, что никсоновские гады и впрямь настолько сволочные, чтобы так поступить с Колсоном. Если бы только мозгов хватило додуматься. Вполне могли бы протащить Колсона за машиной со стакерами Макговерна на обоих бамперах или, нацепив фальшивые бороды, помахать винными бутылками, когда будут проезжать мимо Белого дома, и на скорости перерезать веревку. Колсон подкатился бы к самой привратницкой, и охрана отчетливо бы увидела стакеры Макговерна на уносящейся за угол машине, а Никсону как раз такого и надо. Если бы мы подали им идею, они уже сегодня поехали бы за Колсоном.
– Он бы начал заговариваться.
– Он был бы в истерике. И, конечно, утверждал бы, что его обработали гангстеры Макговерна. Знаешь, я, честное слово, считаю, что Никсон сам бы такое провернул, если бы счел, что это поможет ему выкрутиться. Поэтому я еще подумал и сообразил, что надо было бы проделать такое в масках… Знаешь, такие резиновые маски, которые натягиваются на всю голову?
– Нуда, очень убедительно…
– Ага, у одной была бы физиономия Хальдемана, у другой Эрлихмана, а у третьей – Тони Уласевича.
– Самые большие сволочи в администрации Никсона.
– Ага. Если верить Пату Бьюкенену, Колсон самая большая сволочь в политике. Уласевич – силовик. Я думал, мы наденем такие маски, а к ним еще просторные плащи или еще что для маскировки, поедем к дому Колсона и начнем орать: «Текс, Текс! Это я, Тони. Выходи. У нас проблемы». А как только он откроет дверь, из укрытия выскочат парни в масках Хальдемана и Эрлихмана и схватят его за руки – так он поймет, кто его сцапал. А через пару секунд парень в маске Уласевича натянет ему мешок на голову – нет, лучше на все тело, – завяжет под коленками, и они втроем отнесут его к машине и привяжут к заднему бамперу. А когда будем проезжать мимо сторожки Белого дома, обрежем веревку, чтобы Колсон выкатился прямо к ногам охраны. Тогда – через пару-тройку дней в травматологии, когда оправится от шока и наконец заговорит, – Колсон будет клясться и божиться, что его похитили Хальдеман, Эрлихман и Уласевич, уж он-то точно знает, на что они способны, сам-то он именно так мыслит. Он достаточная сволочь, чтобы такое придумать. Надо будет выбрать ночь, когда все они будут в Вашингтоне, тогда Колсон будет твердить, что они во всем виноваты. Он-то знает, он-то видел.
– Гениально, просто гениально. Он вам поверит. Особенно рожам.
– Ага. Но главное – не произносить ни слова, просто схватить и двинуть. Что бы ты подумал, если бы увидел трех знакомых тебе людей, которые ни с того ни с сего хватают тебя, привязывают к машине и тащат сорок кварталов? Черт, ты же собственными глазами их видел\
– Ага, просто отличая.
– А ты знаешь, что у Колсона была табличка на стене кабинета: «КОГДА ВОЗЬМЕШЬ ИХ ЗА ЯЙЦА, РАЗУМ И СЕРДЦА ПОСЛЕДУЮТ»?
– Ага.
–
– Он служил капитаном в морской пехоте. Так что получил бы дозу собственного лекарства.
– Ты правда считаешь, он такого заслуживает?
– Он собирался подложить бомбу в Институт Брукингса, лишь бы заполучить кое-какие бумаги. Колсон не самая конгениальная личность. Он злобный гад, и если протащить его по улице, это уж точно посеет среди них панику. Немного смирения им бы не помешало.
– Ирония судьбы?
– Ну, довольно жестко, конечно. И сорок кварталов, наверное, не понадобится тащить. Может, всего четыре. На первые тридцать шесть можно запихать его в багажник, а на последние четыре вытащить – потрясется немного по улице, чувствуя, как с него срывает кожу, вот уж испугается…
– Превратится в кровавое месиво. Охрана может решить, что он просто пьяница, и оставит его лежать всю ночь.
– За это не беспокойся. Пункт охраны при Белом доме открыт круглые сутки. Нет, охранники Колсона узнают. К тому же жена Колсона позвонит в полицию и заявит, что ее мужа похитили какие-то бандиты.
– А может, человечнее было бы проехать еще четыре квартала и позвонить в больницу, мол, нельзя ли съездить к Белому дому? Там на улице голый мужик истекает кровью…
– … и нам кажется, это мистер Колсон.
– Вот была бы сенсация для газет.
– Ага, рискну предположить, мы попали бы в заголовки.
ЧАСТЬ II
Флэшбэки и искривление времени… Путаные заметки и грубые комментарии с Верховий… Дин против Хальдемана на слушании… Проблема лжесвидетельства… Эрлихман огорошивает старого приятеля… Неужели акулы покидают прилипал?
ОТ РЕДАКТОРА:
В связи с обстоятельствами вне нашего контроля нижеследующий отрывок был в последнюю минуту сварганен из шестифунтового свертка документов, блокнотов, памятных записок, магнитофонных записей и тайно записанных телефонных разговоров др. Томпсоном в сумбурный месяц в Вашингтоне, Нью-Йорке, Колорадо и Майами. По его словам, «его далеко идущий план» заключается в том, чтобы «дистиллировать» эти изматывающие нервы приемы и со временем создать «совершенно новый тип журналистики». А пока мы временно приостановили выплату ему гонораров и аннулировали его кредитную карточку. За четырехдневный период в Вашингтоне он угробил две машины, проломил стену в вашингтонском «Хилтоне», купил две валторны по тысяче сто баксов каждая и разбил витрину турецкого ресторана.
Проблему усугубил приезд в Вашингтон – впервые – нашего художника Ральфа Стедмана, запойного алкоголика, не уважающего ни протокол, ни общепринятые нормы поведения. В первый же визит Стедмана в зал слушаний по Уотергейту его вывела полиция Капитолия после того, как он пролил пиво на телемонитор и сбил с ног Сэма Эрвина при попытке пробиться к микрофону, чтобы сделать заявление о «гнилостности американской политики». Лишь благодаря своевременному вмешательству корреспондента New York Post Джона Лэнга господина Стедмана не лишили раз и навсегда допуска в зал слушаний.