Большая расплата
Шрифт:
Наступило молчание, никто из кадетов не хотел говорить первым.
— Парень из департамента по топонимике сказал, что деревня давно вымерла, — наконец заговорила Хуэйфэнь.
— Может всё же стоило поехать туда, — сказала Лакост. — Хотя бы просто взглянуть своими глазами.
-Взглянуть на что? — спросил Жак, и удостоился одного из её уничижительных взглядов.
— Мы же не знаем, правильно? Разве не это есть повод для расследования? Выяснить.
Амелия согласно кивнула, словно услышала древнее мудрое изречение.
— Если Тюркотт изготовил
— И в этом следующая трудность, — созналась Хуэйфэнь. — В списке имен мемориала нет фамилии Тюркотт.
— Может, он выжил, — сказал Натэниел. После стольких часов рассматривания солдата на витраже, Натэниел обрёл к нему особую симпатию. Мальчик, конечно же, мёртв. Но, возможно, умер он в преклонных летах и в собственной постели.
— Вы думаете так же? — спросила Амелия, обращаясь к шефу-инспектору Лакост.
— А ты? — спросила её Лакост.
Амелия медленно покачала головой.
— Кто бы он ни был, домой он не вернулся.
— Почему ты так думаешь?
— Его лицо, — объяснила Амелия. — Тот, у кого такое выражение лица, выжить не смог бы.
— А что, если его никогда не существовало? Он может быть собирательным образом всех молодых мужчин, убитых на войне, — высказал мнение Бовуар.
— Витражная версия Неизвестного солдата? — сказал Гамаш и задумался. — Сделано как память обо всех пострадавших. Возможно. Но он кажется таким настоящим. Таким живым. Мне кажется, что он когда-то существовал. Пусть и недолго.
— А сейчас они о чём? — снова спросила Рут.
— О солдатике на витраже, — ответила Рейн-Мари. — Они полагают, что его фамилия могла быть Тюркотт.
Рут отрицательно потрясла головой.
— Сэн-Сир, Суси, Тёрнер. Нет на стене никакого Тюркотта.
— Она где-то здесь, — сказал Гамаш. — Одна из фамилий должна принадлежать мальчику.
И снова Хуэйфэнь открыла на айфоне фотографию списка имен мемориала.
Все склонились к экрану и стали читать. Словно неизвестный солдатик должен был подсказать им собственное имя.
— Это где-то тут, — сказала Рут. — Может, не Тюркотт, но один из них. Этьен Эдер, Тедди Адамс, Марк Болье…
Они были нашими детьми, вспомнил Жан-Ги.
— Берт Маршалл, Денис Перрон, Гидди Пуарер…
— Нам нужно переговорить с каждым из вас, — сообщил Желина. — Наедине. Начнем, пожалуй, с вас.
Он обращался к Амелии.
— Джо Валуа, Норм Валуа, Пьер Валуа.
Они слушали Рут. Одно дело читать имена, вырезанные на дереве, другое дело — слышать, как их произносят. Голос старой поэтессы звучал как набат. Они искали одного единственного мальчика, искали в списке мёртвых.
— Тут есть отдельная комната, — сказал Гамаш, вместе с остальными поднимаясь на ноги.
— Merci, — поблагодарил Желина. — Но, полагаю, ваше присутствие необязательно, коммандер.
— Простите? — переспросил Гамаш.
— Мы можем вести это дело сами.
— Уверен, что можете, но я бы желал присутствовать, когда вы станете опрашивать кадетов.
Студенты, Лакост и Бовуар переводили взгляды с Гамаша на Желину, пока те пялились друг на друга. Каждый с любезным выражением на застывшем лице.
— Я настаиваю, — сказал Гамаш.
— На каком основании?
— In loco parentis, в качестве представителя родителей, — заявил Гамаш.
— Что он сказал? — спросила Рут.
Вокруг них не смолкал гул голосов, иногда прерывающийся взрывами смеха.
— Кажется, он сказал, что сошел с ума, — ответила Клара. — Loco.
— В скобках [15] , — добавил Габри.
— Почему в скобках? — спросила Рут.
— In loco parentis, — объяснила Рейн-Мари. — Заменяя отсутствующих родителей.
— Вы будете представлять её родителей? — уточнил Желина, то ли удивлённый, то ли не поверивший. — Вместо её отца?
— Вместо всех их родителей, — уточнил Гамаш. — Студенты находятся под моей опекой.
15
Созвучно с In parentheses.
— Я не ребёнок, — бросила ему Амелия.
— Я не имел в виду покровительство…
— Именно это вы и имели в виду, — отрезала Амелия. — Это то, что in loco parentis означает.
— Мы могли бы связаться с её отцом, если желаете, коммандер, — сказал Желина. — Если это осчастливит вас. Кроме того, мы можем доставить его сюда в течение часа.
— Нет, — сказала Амелия.
Гамаш молчал, и на мгновение показалось, что он испугался. Словно его ударили.
На другом краю зала это заметила Рейн-Мари, и задалась вопросом — заметил ли кто-то ещё.
— Не сердитесь на месье Гамаша, — попросил Амелию Желина. — Он не может с этим ничего поделать. Полагаю, у него сверхсильная потребность защищать, связанная с его личным опытом. Он не хочет, чтобы кто-то страдал так же, как он.
— О чём вы? — спросила Хуэйфэнь.
— Довольно, заместитель комиссара, — предостерёг Гамаш.
— Его родители погибли по вине пьяного водителя, когда он был ещё ребёнком. Водитель был едва ли не моложе вас теперешних, — сообщил он студентам. — Вот сколько вам было тогда лет? — спросил он Гамаша, который смотрел на него, стараясь вернуть спокойствие. — Восемь, девять?