Большая рождественская книга романов о любви для девочек
Шрифт:
В его голосе звучала такая необъяснимая печаль, что захотелось его обнять, как маленького. Но это было бы так странно – ни с того ни с сего обнимать директора школы. Для Мики – странно. Но не для новогодней елки. Те вообще делают что хотят. Я прижалась к директору и обхватила его руками. Он потрепал меня по голове широкой ладонью.
– Гуляйте, Мика, – сказал он и улыбнулся совсем светло. Я посмотрела на него и тоже просияла. Мы расходились в разные стороны и долго оглядывались друг на друга. А оглядываясь, улыбались – пусть в темноте этого было и не видно. У остановки я купила большой пакет мандаринов и раздала их людям
А дома сидела на подоконнике и лепила очередного бульчонка. Молча, не разговаривая с Булькой, не напевая под нос, не включая радио. Я делала маленькие снежинки и прикрепляла их снеговику вместо пуговиц. И перед глазами у меня стояла одна и та же картинка, я никак не могла от нее отделаться. Будто я выхожу из дома – сельского, деревянного – в летнем сарафане на тонких бретельках и босыми ногами ступаю на холодный снег. По бокам – бескрайнее поле, передо мной – широкая тропа, усыпанная нехоженым снегом. Вокруг ночь, на чистом небе – звезды. Шаг за шагом я иду вперед. Снег под моими ногами сначала хрустит, а потом – тает. Если оглянуться, то можно увидеть темнеющие проталины от моих шагов. Но сейчас я не хочу оборачиваться, и ветер тут же заметает следы снегом. Там, далеко впереди, прямо посреди тропы, светлеет огромная елка со звездой на верхушке. Когда я дойду до нее, огни на елке разгорятся ярче, ярче, ярче – пока не настанет день.
– Уйдет, – доносятся до меня через эту картинку слова Маши, которые она сказала на прощание, и я все равно не понимаю, о чем это она.
– Ушла! – с порога воскликнула Светка и сгребла меня в охапку. Я уткнулась носом в ее промороженную куртку и не могла ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь, так крепко Светка меня к себе прижала.
Все было понятно. Она ушла с волейбольной секции. А я ведь почти уже нарисовала плакаты, пусть даже мысленно!
– Жачем… – только и смогла выговорить я.
Светка отпустила меня, отстранилась. Сняла шапку и куртку, разулась. Посмотрела на меня пристально, заправила за ухо волосы. В ней появилось что-то новое, свободное, будто раньше ее держали на привязи – а ведь никто ее на привязи не держал!
– Шутишь, – наконец-то сказала Светка. – Я всегда об этом мечтала. – Она еще раз обняла меня и сказала: – Спасибо. Я бы без тебя не решилась.
– Я же была против! – воскликнула я.
– Ну да, – кивнула Светка. – Но без тебя я бы все равно не решилась.
Мне хотелось много чего высказать Светке, но, вообще-то, она была первый раз у меня в гостях, и я решила молчать. Да и вообще – что я за друг такой, который не поддерживает любое решение! Хоть стричься налысо, хоть из волейбольной секции уйти, хоть съесть суп с клецками. Я даже захотела сказать: «Ну и молодец, что ушла!», но решила, что получится совсем уж неискренне.
Светка осматривала мою комнату. Я знаю, какими бы моя комната и квартира ни были, они все равно окажутся не такими, какими их себе представляла Светка. Хотя, может, только со мной так бывает: само по себе начинает представляться. Где и как человек живет, в какой стороне кровать, какие занавески на окнах… А потом, конечно, все оказывается не так. Меня всегда удивляет: почему все-таки не так? Почему никогда не сходится? Какие работают механизмы? Ведь на основе чего-то этот образ создается… И тут я поняла, что образ создается такой, как человек выглядит. И воображаемая квартира – это всего лишь его «квартирный портрет». Так человек выглядел бы, если бы был квартирой…
– А это чего? – удивилась Светка, увидев на моем столе кучу пакетиков – мелких, с застежками-клапанами наверху, и расфасованные по этим пакетикам дрова. Она так и спросила:
– Это что за дрова в пакетиках?
Я хихикнула. И объяснила:
– Это вишневые веточки. Чтобы заваривать, как чай. Я еще мандариновых корок туда положу, они у меня на батарее. Высохли, наверное, уже.
Светка опасливо дотронулась до одного пакетика, нахмурилась, мотнула головой.
– Новогодний чай? – спросила она. Я кивнула.
Светка постояла в задумчивости, и я знаю, что сейчас она задаст вопрос, на который я не хочу отвечать. Надо было не оставлять все так на столе. Надо было убрать.
– А зачем? – все-таки спросила Светка. – Зачем так много и по пакетикам? Для кого?
Есть такая штука – жадность. Она забирается вовнутрь тебя и не дает делиться хорошим с хорошими людьми, и ты от этого становишься все хуже и хуже. И меня сейчас выжигало и разъедало чувство, что новогодние поздравления – это мое, мое, только я могу радовать незнакомых людей, ведь я это придумала! Я – елка, я – девчонка в летнем сарафане, которая идет по снежной тропе к светящейся елке. Я иду сама к себе, вокруг меня – никого, и никого, никого, никого не надо!
Светка грустно взглянула на меня:
– Зачем, Мика?
В такие моменты заканчивается дружба. Или продолжается.
Я подошла к столу. Посерьезнела. Выдвинула ящик, достала значок и зажала его в кулаке. Эти значки я купила вчера в магазине. Очень аккуратно сделанные, в виде украшенной новогодней елки.
Подошла к Светке. Взглянула на нее в упор, как обычно делает она. И сказала:
– Уважаемая Светка. Посвящаю тебя в тайный орден Новогодней Елки. Мы, служители ордена, рассылаем новогодние поздравления неизвестным людям. Мы – елки. Не нам выбирать, кого поздравлять. Мы дарим подарки, осыпаем людей конфетти и делаем новогодний чай тем, кого не знаем.
Я приколола значок к Светкиному свитеру и сказала торжественно:
– Я – елка, ты – елка.
И вдруг испугалась. Вдруг Светка сейчас скажет, что все это ей не интересно? Снимет значок, пожмет плечами, покрутит пальцем у виска.
Я вспомнила, как Маша сказала: «Уйдет». Неужели это она не про волейбольную секцию? Неужели Светка уйдет – сейчас и насовсем?
Но Светка взволнованным шепотом повторила:
– Я – елка, ты – елка.
Это было как заклинание. Честно говоря, я чуть не разревелась. А Светка сказала:
– Получится настоящий Новый год, правда? Еще никогда такого не было.
– Правда, – сказала я.
Я показала ей Бульку с бульчатами.
– А можно мне тоже вылепить одного? – загорелась Светка. Булька был только рад. Пусть весь город придет и вылепит ему по бульчонку, так он считал.
– Но только одного, – сказала я. – А то мы его разбалуем.
Светка хихикнула и вылепила бульчонка в тренировочных шортах. Вот так и начинается ностальгия. Не успеешь уйти из волейбольной секции, как начинаешь ее лепить. Бульчонок у нее получился дельный, и, пожалуй, Светка справилась лучше меня. Кругленький, ровненький, весь такой ладный.