Большая восьмерка: цена вхождения

Уткин Анатолий Иванович

Но американское давление сказалось, и министр иностранных дел Дуглас Херд, равно как и Кэ д'Орсэ был вынужден перейти на «4+2». В Вашингтоне западногерманский министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер полностью воспринял идею, но ему не нравился порядок цифр. Он предпочитал «2+4». Пусть немцы ощущают, что они решают свою судьбу. Именно тогда, в Вашингтоне, было решено, что Америка теснейшим образом поможет Германии в деле воссоединения и членства в НАТО. Одновременно американские дипломаты убеждали своих советских коллег, что не имеют намерения «распространять НАТО на Восток».

В январе и 9 февраля 1990 г. Бейкер предложил Горбачеву механизм 2+4 как оптимальный для решения внешнеполитических

аспектов германского объединения²⁷⁶. Немцы, мол, никогда не примут решения, навязанного им четырьмя странами-победительницами. Горбачев задумчиво сказал, что «сам механизм, возможно, и хорош для решения трудной проблемы, но «я отказываюсь принять его». Бейкер сказал, что Советскому Союзу не стоило бы так, с порога отвергать эту идею, это «нереалистично» ожидать, что страна размеров и мощи Германии останется нейтральной. И все же Горбачев на этом этапе определенно сказал, что «расширение зоны действия НАТО неприемлемо». Возможно, он вспомнил о миллионах погибших.

Американцы не знали, какая свирепая борьба развернулась в политических центрах России. Лигачев не мог простить Горбачеву сдачу ГДР. Перспектива объединения Германии пожирала окружение Горбачева живьем. Один из самых близких Горбачеву сотрудников — его пресс-атташе Андрей Грачев горько жаловался на то, что сдача лояльного германского руководства, «возникновение здесь антикоммунизма, антисоветские чувства в Западной Европе, разрушение скульптурных изображений Ленина, акты варварства на кладбищах советских солдат делают всякое рассмотрение положения здесь болезненно невозможным… Наши европейские соседи не желают отягощать сознание немцев, стремятся не повторить ошибку Версаля. Но им следует быть осторожными с превращением Советского Союза в новую Веймарскую республику — особенно учитывая то обстоятельство, что мы не терпели поражения в войне».

Коль

10 февраля 1990 г. канцлер ФРГ Гельмут Коль и его министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер вылетели в Москву. Бейкер сознательно воздержался от встречи с немцами, чтобы не создавать впечатления, что США, СССР и ФРГ вместе решают германское будущее, в отсутствие англичан и французов. Бейкер уведомил Буша о серьезной обеспокоенности Гельмута Коля переговорами Бейкер — Горбачев. Немцы боятся договоренности США — СССР за их спиной. Следует успокоить западногерманского канцлера. Президент Буш написал канцлеру Колю обширное письмо: его сердце — с Колем в этот момент, когда тот принимает самое серьезное в послевоенной германской истории решение. Буш настоятельно советовал Колю не отступать от идеи безусловного членства Германии в Североатлантическом союзе.

Желая помочь Колю, Бейкер предоставил для передачи ему трехстраничный документ — сугубо секретный — только для глаз германского канцлера. (Позже Коль пришлет Бейкеру благодарственное письмо, в котором признает, что использовал «подсказку» Бейкера для подготовки встречи с Горбачевым). Бейкер советовал воспользоваться открытостью Горбачева в отношении механизма 2+4, успокоить советское руководство декларацией окончательности существующих границ.

В американской истории возник своего рода обрыв традиции. Предшественники — Трумэн, Эйзенхауэр, Кеннеди, Никсон — были весьма начитанными и сведущими в истории людьми и твердо полагали, что, даже не будучи «антигерманцем», следовало опасаться германского милитаризма и экспансионизма, уже погружавших мир в две мировые войны. В отличие от своих предшественников в Белом доме, Буш не мог похвастаться широтой своих взглядов. Он, собственно, был к истории безразличен. У него был один — но главный утешительный аргумент: немцы 1990 года не имеют особого отношения к немцам 1914 и 1939 годов. Немецкое объединение видится неизбежным, и Буш хотел войти в учебники его покровителем. Когда Германия станет мировым гигантом, она вспомнит, кто ей открыл дорогу в будущее.

Канцлер Коль был в восхищении от письма Буша. Он назвал это письмо «одним из важнейших документов американо-германских отношений». Михаил Горбачев об этой американо-германской слаженности ничего не знал. Его виной было молчание в ответ на слова Коля о том, что «единственно германский народ обладает правом решать самому, желает ли он жить в национальном единстве». Горбачев обязан был вспомнить об исторической вине немцев, первыми вступивших в войну в 1914 и 1939 годах, о 27 миллионах погибших граждан нашей страны — их жертва дает нам право на участие в германской истории. Но Горбачев желал быть приятным, он смолчал.

А немцы стали раздавать обещания. Бонн поможет организовать цивилизованный уход 400 тысяч советских солдат; все коммерческие контракты ГДР с СССР будут выполнены; армия ФРГ будет сокращена; германские инвестиции в Советском Союзе увеличатся; германо-советская торговля переживет новый бум.

Американцы более всего боялись оставить немцев наедине с Советским Союзом. Как сказал советник Буша Блэквил, «если возникнет выбор между выходом из НАТО и обрывом связей с русскими, Коль должен быть в зоне нашего влияния. Позади него должен стоять Западный хор и петь: «Мы с тобой». Мы напомним ему, что, что бы ни случилось с Германией, она должна смотреть на Бисмарка, Аденауэра и Коля как на лидеров единой формации».

Что же касается Горбачева, то американцы решили «по его приезде в Вашингтон в этом году устроить ему самый шикарный прием»²⁷⁷. Это будет «Рождество в июне» для Горбачева. Он обратится к объединенной сессии конгресса США. Он заключит соглашения по стратегическим вооружениям, по обычным вооружениям, по Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, по химическому оружию, подпишет коммерческое соглашение — чтобы, возвратясь в Москву, он мог рассказать своим людям, как много он получил благодаря сотрудничеству с Западом. (Если, конечно, он будет себя хорошо вести и конгресс ратифицирует все эти соглашения). А в исторической перспективе американские войска будут присматривать за Германией.

Читатель, вы чувствуете, нас считают продажными идиотами, готовыми за хлопки и банкет продать свое стратегическое лидерство в Европе, обменять свою безопасность на Нобелевскую медаль, предать своих друзей и союзников за высокопарную чушь о мнимых правах!

Пока Горбачев еще не был готов к очередным уступкам и предложил общий паритет. Часть чиновников в Вашингтоне была склонна согласиться с предложениями Горбачева, но Буш, наконец, понял восприимчивость души своего контрпартнера и перестал миндальничать. Он 11 февраля отверг слабое «контрнаступление» Горбачева, которое длилось только два дня. 13 февраля 1990 г. президент СССР показал, чего он стоит на самом деле, и полностью подписался под американскими предложениями. Блистательный Гартхоф кратко и внятно оценивает эти предложения как «одностороннюю американскую выгоду»²⁷⁸.

Помутнение в Москве

23 министра стран НАТО и ОВД встретились 11 февраля 1990 г. в Оттаве для обсуждения американского предложения об «открытом небе». Бейкер предложил Шеварднадзе сделать общее заявление о плане 2+4. Словно вспомнив нечто забытое, Шеварднадзе довольно неожиданно выпалил: «Да, кстати, Горбачев готов снять свое возражение касательно его желания симметричных уровней вооруженных сил в Европе — если американское превосходство не превысит 30 тысяч солдат». Пораженный Бейкер усмехнулся и сказал: «Нет проблем». Пока Шеварднадзе звонил Горбачеву, Бейкер радостно сообщил Бушу, который был в ступоре от удивления и восторга.