Большая восьмерка: цена вхождения
Шрифт:
8—9 октября 1990 г., словно последняя попытка сохранить власть, состоялся пленум Центрального Комитета КПСС, на котором коммунисты попытались вернуть некоторые утраченные позиции. 13 октября Горбачев встретился с руководителями одиннадцати союзных республик (не было прибалтов и грузин) для обсуждения плана экономических реформ. Через три дня президент представил свой экономический план Верховному Совету СССР. Согласно новому планированию, центральные государственные органы сохранялись.
Хасбулатов
На посла Джека Мэтлока огромное впечатление произвел первый заместитель Ельцина Руслан Хасбулатов. Он был первый, от кого посол Мэтлок услышал, что Советский Союз недолговечен, что место мировой державы займет новая Россия, что она будет возглавлять
В августе 1990 года постоянный визави Мэтлока Бочаров (депутат обоих Верховных Советов — СССР и РСФСР) впервые предсказал выделение России из СССР, а затем создание в результате переговорного процесса новых объединительных структур. Если Горбачев будет по-прежнему колебаться, Россия во главе с Ельциным устроит распад, бунт против Центра. Бочаров предвидел создание некого подобия Европейского союза — группа государств с неким единым экономическим пространством, подобием Европейской комиссии в Брюсселе и парламента в Страсбурге.
Подобные взгляды Мэтлок объясняет не неким желанием сокрушить СССР, сколько разочарованием в отношении неспособности Горбачева перейти от слов к делу, Разочарование Горбачевым постоянно увеличивало численность и влияние сил, готовых нанести удар по Центру.
Мэтлок впервые написал в Вашингтон о возможности распада СССР за два месяца до встречи с Хасбулатовым. «Мы должны всерьез воспринимать возможность распада Советского Союза… Я считаю необходимым приготовиться к последствиям… Я предполагал, что такие республики, как Украина, будут настаивать на своей независимости, вынуждая тем самым Россию идти своим путем»309.
Силу теперь могла остановить только сила. С созывом Верховного Совета 10 сентября вокруг Москвы залязгали гусеницы. Через два с половиной года генерал-полковник Евгений Подколзин, командующий воздушно-десантными войсками Советского Союза, рассказал, что в сентябре 1990 г. Горбачев перед вылетом в Хельсинки приказал вывести войска, а Язов не уведомил об этом Верховный Совет310.
Между тем завязавшийся союз Горбачева и Ельцина продлился недолго — Ельцин резко отверг горбачевский вариант 16 октября 1990 г. и заявил, что применит нетронутым «план Шаталина» в Российской Федерации. Теперь любые экономические наметки Горбачева становились фантазиями, так как крупнейшая республика, Россия, отвергала их с порога. Ельцин и Хасбулатов становились величинами национального значения. Как едва ли не последнюю попытку взаимного сближения следует рассматривать встречу двух антагонистов 11 ноября 1990 г. Язык этой встречи был жестким как никогда. Через два дня Горбачев делает весьма нехарактерный для него шаг — встречается с 1100 депутатами от вооруженных сил страны. Офицеры, видящие общий развал, были готовы на многое. Казалось, что у Горбачева появился шанс. 16 ноября Горбачев выступает со своей оценкой состояния страны. Уже с первых строк этого послания было видно буквально всякому, что перед ними не Юлий Цезарь, а величайший путаник эпохи. Несколько позднее тайные писатели Ельцина произвели на свет более живой продукт.
Как объединилась Германия
Чтобы сделать прохождение объединения Германии легче для Горбачева, западные лидеры строго ограничили численность будущей армии Германии. Бейкер сразу же послал копию декларации министру Шеварднадзе, который выразил благодарность. Теперь Герасимов от лица МИДа говорил, что отныне легче будет преодолеть сопротивление противников германского воссоединения.
14 июля 1990 г. канцлер Гельмут Коль прилетел в Москву. Вот его карты: 400 тысяч войск (на 100 тысяч меньше, чем в текущий момент); обещаны 3 млрд. долл. кредитов Советскому Союзу; выплата 730 млн. долл. за содержание советских войск в ГДР. Встретив Коля в загородной резиденции, Горбачев сказал: «Мы получили несколько орешков, но у нас хорошие зубы»311. Горбачев сказал, что готов к быстрому движению в направлении германского единства. Теперь, после окончания партийного съезда, у него развязаны руки.
После обеда оба они вылетели в Ставрополь. В полете беседовали о величине бундесвера. Внизу лежала земля, захваченная германской армией в 1942 г. В Ставрополе Горбачев показал Колю свой кабинет первого секретаря крайкома. Они прогулялись по любимым улицам ставропольца. Все это в 1942 г. было германской зоной оккупации. Пожалуй, наиболее впечатляющим было поведение Горбачева накануне, возможно, важнейшего решения его как лидера своей страны — о воссоединении Германии. Он повез канцлера Коля в родной Ставрополь, провел по самым дорогим его сердцу улицам.
Вечером Горбачев и Коль вылетели вертолетом в горный курорт Архыз — маленькую горную резиденцию. Горбачев говорил о детстве и сокровенном. Говорил ли он о будущем Европы, о будущем Организации Варшавского Договора, о связях Восточной Европы с СССР? Нет. Ему, как и предшественникам, важно было «заглянуть в глаза», получить моральный кредит, удостовериться.
Горбачев говорил, что новые цифры для бундесвера облегчают ему жизнь. Коль обещал, что Советской армии будут предоставлены 3–4 года пребывания на немецкой земле для подготовки ухода. Когда советские войска уйдут, Германия поможет их реинтеграции в советское общество. Горбачев потребовал, чтобы на земле Восточной Германии не было ни иностранных войск, ни ядерного оружия.
На следующий день Горбачев на совместной пресс-конференции объявил: «Нравится нам это или нет, но придет время, когда объединенная Германия войдет в НАТО, если таковым будет ее выбор. Тогда Германия, если того захочет, сможет сотрудничать с Советским Союзом». Пораженный Коль ответил коротко: «Это прорыв, фантастический результат». В определенном смысле именно этот момент можно назвать окончанием «холодной войны».
Коль, по его собственному выражению, был поражен внезапным полным согласием Горбачева. Канцлер готовился к долгим и трудным переговорам с Горбачевым. Сам Горбачев признает в мемуарах, что удовлетворился мнением Коля, что «следует стремиться к большей синхронизации общеевропейского процесса и процесса объединения Германии». И ничего больше. Как пишет Добрынин, «понадобилось только полгода, чтобы сдать все позиции. Его как бы парализовала волна перемен, которая прокатилась по странам Варшавского Договора. Его сбитые с толку коллеги по Политбюро наблюдали (одни с гневом, другие пассивно), как одна за другой бывшие соцстраны порывали с СССР союзнические отношения, которые их связывали в течение жизни целого поколения… Горбачев растерянно наблюдал за последствиями своей собственной политики. Встревоженный Генштаб бил тревогу по поводу дезинтеграции Варшавского Договора, обращал внимание Горбачева на проблемы обеспечения безопасности нашей страны…Горбачев лихорадочно повторял свой основной тезис о взаимном с Западом поиске «новой системы безопасности для новой Европы». Однако Запад не проявлял готовности к совместным практическим шагам, хотя на словах охотно поддакивал ему312.
На обратном пути немцы ликовали безмерно. В Белом доме президент Буш объявил решение Горбачева «принятым в лучших интересах всех стран Европы, включая Советский Союз». 17 июля Буш говорил с Горбачевым по телефону на протяжении 45 минут. Формально он должен был рассказать о лондонской встрече «семерки». Но в центре всеобщего внимания была Германия. Обсуждали и XXVIII съезд. Буш был полностью солидарен с Горбачевым. Но стоило тому заикнуться о финансовой помощи, как Буш предпочел завершить разговор.