Большая Засада
Шрифт:
Когда раз в месяц капитан ехал в Боа-Вишту, то показывался у нее с утра, а возвращаясь в Аталайу, спешивался с мула после полудня. Это были короткие встречи: все хотели увидеть его, перекинуться парой слов, узнать новости, он довольно долго сидел в кабаке у Фадула.
Утром или вечером, пока Бернарда и капитан снова и снова наслаждались друг другом на походной койке, Корока готовила сладкий кофе с рападурой, чтобы подать его горячим во время нескольких минут разговора перед отъездом. Приезжая из Аталайи, Натариу привозил новости о семье, о Зилде и детях: «Крестная шлет тебе благословение и вот этот отрез ткани на юбку». Когда он
И что же? Одним из тех давних, далеких вечеров, наслаждаясь кофе, приготовленным Корокой, крестный неожиданно заявил, что через две недели, возвращаясь со свадьбы дочери Лоренсу Батишты, начальника станции в Такараше, он останется на ночь в Большой Засаде и согреет кровать крестницы. Всю ночь с ней? Ах, благословен Господь! Самая лучшая, самая желанная новость. Бернарда не могла поверить, что это правда. Радостная, сама не своя от счастья, она попросила крестного повторить еще раз. Сомнений не было: через воскресенье — это меньше чем две недели. Целая ночь.
«Все точно так и будет», — подтвердила еще раз Корока, после того как Натариу пришпорил мула и пустился в путь. Страницы календаря с черным шрифтом указывали обычные дни недели — понедельник или субботу, — а вот воскресенье было зеленым, чтобы подчеркнуть святой день, праздничный. Хорошо еще, что был календарь Жерину, потому что в Большой Засаде дни были одинаковыми, а праздник случался только тогда, когда Педру Цыган устраивал танец-форободо в ночи наплыва погонщиков и приезжих.
Равнодушие Бернарды к календарю, висевшему на стене амбара, сменилось настоящей страстью: каждый день поутру она приходила, чтобы еще раз удостовериться, что время тянется ужасно медленно. Она увидела, как появилась и исчезла первая зеленая страничка в маленькой пачке отрывного календаря, начала ждать вторую, и была такой беспокойной и нетерпеливой, что один из наемников сказал:
— Девчонка совсем с ума сошла. Окончательно двинулась.
— У Бернарды с головой плохо, — уверял Жерину, вспоминая ее — разъяренную и язвительную — в ночь ограбления.
Откуда могла она знать, что красивый календарь опаздывает на три дня? Ее на целую ночь снял один работник — своим потом, ножом и мотыгой он заработал эти деньги, копил их монетка за монеткой, чтобы насладиться без спешки, всласть, знаменитой Бернардой. Она как раз была под ним в кровати — а в голове только крестный, — когда услышала легкий шум перед домом. Она насторожилась: снаружи кто-то пытался открыть засов, втыкая кинжал в замочную скважину. Бернарда испугалась и дернулась, тип на ней застонал от удовольствия, почувствовав неожиданную реакцию, и ускорил ритм соития — какая женщина! Правду о ней говорят.
Бернарда сразу поняла, сомнений никаких не оставалось — это крестный, он приехал раньше. Она хотела встать, но не успела. В скудном свете
— Убирайся отсюда, да побыстрее.
В темноте работник не узнал пришельца. Крупный мулат, привыкший к потасовкам в борделях, решил, что это один из пьяных наглецов — много хвастовства, да мало сути. Не слезая с Бернарды, он заорал:
— Почему это я должен убираться? И не подумаю!
— Потому что я приказываю.
— А кто ты такой, чтобы мне приказывать? — Он встал, намереваясь преподать наглецу хороший урок.
— Я капитан Натариу да Фонсека. — Он отошел, освободив выход. В отсветах фонаря блеснула сталь парабеллума.
— Ради Бога, капитан, не стреляйте!
Работник сгреб штаны и рубаху, выбежал в дверь и исчез в зарослях, остановившись, только когда почувствовал себя в безопасности. Ему страшно повезло: он разглядел капитана, прежде чем совершить безрассудство и дать ему в морду, приговорив себя тем самым к смерти. С этой помешанной — будь она сто раз самая красивая, а она такой и была, — он никогда больше не ляжет, даже бесплатно. Боже спаси и сохрани!
Бернарда встала, ошеломленная, даже благословения у крестного не попросила. Натариу спрятал оружие. Лицо непроницаемое, голос строгий, суровый:
— Я предупреждал, что буду спать здесь сегодня. Ты забыла?
— Крестный сказал, что приедет в воскресенье. Я еще сегодня глядела в календарь кума Жерину.
Из соседней комнаты послышался голос Короки:
— Это правда, я была вместе с ней, и на календаре был четверг. — Сказав это, она вернулась к своим делам — успокаивала перепуганного клиента, который предлагал заплатить и убраться. — Не волнуйся, мальчик, не бойся.
Капитан сел на кровать, снял портупею и начал разуваться:
— Иди помойся.
Бернарда стремглав побежала к реке, но с полдороги вернулась, все так же бегом, в поисках мыла: воды не хватало, чтобы смыть остатки пота и воспоминаний о трусливом клиенте.
Она вернулась мокрая, очистившаяся, готовая для брачного ложа с крестным, но обнаружила, что он спит с виду глубоким сном, даже не сняв штаны. У Бернарды поплыло перед глазами, она не знала, что делать. Девушка села на краю кровати, легонько коснулась его лица влажными пальцами. Не открывая глаз, крестный повернулся к ней спиной. Он действительно спит или безжалостно отвергает ее? В дымном свете керосинки он увидел ее под другим, обиделся и перехотел иметь ее в качестве любовницы.
Он никогда не давал понять, что ревнует, не требовал, чтобы она была только его наложницей. Проезжая через Большую Засаду, он сжимал ее в объятиях страстно и нежно, как влюбленный, — ну хоть так. Они не говорили друг другу ласковых слов, не давали клятв и обещаний, да это было и не нужно — они ведь были вместе в постели. Всадник и лошадь — они скакали; сука и кобель, изголодавшиеся волки — они пожирали друг друга. В промежутках разговаривали о плантациях, о семье, заботах и мечтах, о доме, который он построит для себя и Зилды на вершине холма. Когда, крестный? Не было денег, не было платы — за любовь не платят. Если паче чаяния Бернарда претендовала на нечто большее, то никогда этого не показывала, ни разу ни на что не намекнула и ничего не попросила, довольствуясь тем, что он ей давал, и тем, на что соглашался.