Больше, чем любовница
Шрифт:
– Должен признать, – проговорил он наконец, – что волосы – ваше истинное богатство. Но напрасно вы их так безжалостно туго заплетаете и укладываете на затылке. Почему вы их так упорно пытались спрятать? Вы боитесь меня, мисс Инглби? Вас напугала моя репутация?
– Я ничего не знаю о вашей репутации. Хотя нетрудно догадаться, какова она.
– Вчера меня вызвали на дуэль из-за того, что у меня были определенные отношения с замужней дамой. И эта дуэль была не первой. Я беспринципен и весьма опасен.
– И вы этим гордитесь?
Герцог криво усмехнулся. Впрочем,
– Но кое-какие принципы у меня все же имеются. Я никогда не позволю себе соблазнить служанку. Или другую женщину, находящуюся у меня в доме. И не уложу женщину в постель, если она сама этого не захочет. Я избавил вас от страха?
– Полностью. Тем более что я могу быть любой из перечисленных вами женщин.
– Но я готов горы свернуть, чтобы увидеть вас с распущенными волосами, – пробормотал Джоселин.
Лилипуты копошились возле человека-горы, тщательно связывая беднягу.
Она читала вслух «Приключения Гулливера» – книгу, которую герцог едва ли выбрал бы для себя сам. Но поскольку он оставил право выбора за Джейн, ему оставалось лишь слушать.
Почти полчаса бродила девушка от полки к полке, снимая то одну книгу, то другую или просто прикасаясь к корешкам. Некоторые книги Джейн раскрывала и просматривала. Наконец вернулась к герцогу с «Приключениями Гулливера» в руках.
– Не возражаете? – спросила она, показав книгу. – Я давно хотела почитать Свифта.
– Нет, не возражаю, – пожал плечами Джоселин. Он вполне мог бы и сам почитать, но ему не хотелось оставаться в одиночестве. По правде говоря, он не был любителем уединения, хотя последние годы жил один и обзаводиться супругой не собирался.
Чем очевиднее становилось для него то положение, в котором он оказался, тем больше росло раздражение. Как прожить эти три недели? Ведь он, непоседа, привык в течение дня бывать в десятках различных мест… Увлекался верховой ездой, фехтованием и боксом. Даже танцы любил, кроме, пожалуй, вальса. И разумеется, терпеть не мог традиционные благотворительные балы – так называемые ярмарки невест. Кроме того, он нравился женщинам, и жена лорда Оливера была далеко не единственной его любовницей.
Теперь же в течение трех недель, если только он сумеет выдержать столь длительную пытку, ему придется ограничиваться лишь беседами с родственниками и друзьями. К тому же он будет терпеть боль при перевязках и… присутствие Джейн Инглби.
Отпустив сиделку, Джоселин пригласил секретаря. Затем, уже в середине дня, углубился в отчет, ежемесячно присылаемый из Актон-Парка, загородного имения. Раньше герцог только просматривал отчеты, но сегодня из-за избытка свободного времени читал внимательно, вникая в каждую деталь.
Наконец наступил вечер. Но если день тянулся медленно, то вечер грозил показаться вечностью. Ведь вечер и ночь – это время балов, время театров и концертов и, если игра стоила свеч, время постельных сражений.
– Вы хотите, чтобы я читала дальше? – спросила Джейн, поднимая голову.
– Да-да, читайте, – пробормотал герцог, и девушка
Джоселин заметил, что она не опиралась на спинку стула, но при этом выглядела совершенно естественно, во всяком случае, не казалась напряженной. И, разумеется, читала она именно так, как следовало: ни медленно, ни быстро, без излишней патетики, хорошо поставленным приятным голосом. Было совершенно очевидно, что Джейн Инглби получила неплохое образование. Книгу она держала на коленях, придерживая ее обеими руками, и выглядела при этом очень изящно.
В какой-то момент герцог поймал себя на том, что с восхищением разглядывает золотистые волосы Джейн. Наверное, ей пришлось немало потрудиться, чтобы прическа выглядела строгой и не привлекала взгляда. Впрочем, полного успеха ей удалось бы добиться лишь в одном случае: если бы она остриглась наголо. Джоселин уже успел оценить красоту девушки, но только теперь, заставив ее снять чепец, он наконец-то понял, что Джейн Инглби – необыкновенная красавица.
Джоселин нисколько не сомневался: сидевшая перед ним девушка – в высшей степени добродетельная особа. Но она была его прислугой, сиделкой и, следовательно, совершенно для него недоступной. И все же ему ужасно хотелось увидеть, как золотые потоки ее волос струятся по плечам, хотелось увидеть, как падают на пол все заколки и шпильки.
И еще ему очень хотелось увидеть ее без этого жуткого платья и всего того, что она, возможно, носила под ним.
Джоселин вздохнул, и Джейн, оторвавшись от книги, спросила:
– Может, вы уже захотели спать?
Она смотрела на него вопросительно и совершенно невинно.
Джоселин взглянул на часы, стоявшие на каминной полке. Господи, еще не пробило десять. Вечер только начинался.
– Поскольку ни общество Гулливера, ни ваше общество, мисс Инглби, не назовешь блестящим, у меня не остается выбора. Так что можете торжествовать…
Долгий и здоровый сон, не отягощенный ни алкоголем, ни опийной настойкой, не улучшил настроения Трешема. Во всяком случае, герцог проснулся в скверном расположении духа, и Джейн пришлось убедиться в этом, когда он послал за ней, не дав ей даже закончить завтрак. Переступив порог его комнаты, она увидела доктора Рейкса, оказавшегося ранней пташкой.
– Вижу, вы никуда не торопитесь, мисс Инглби, – сказал Трсшем вместо приветствия. – Полагаю, вы уже набрались сил для того, чтобы продолжить выживать меня из моего собственного дома. Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, хорошо, ваша светлость, – ответила Джейн. – Доброе утро, доктор Рейке.
– Доброе утро, мисс, – поклонился доктор.
– Немедленно снимите это безобразие! – воскликнул Джоселин, указывая на чепец, который вновь надела Джейн. – Если я еще раз его увижу, собственными руками изорву в клочки.
Джейн сняла чепец, аккуратно его сложила и убрала в карман платья.
– Это мисс Инглби наложила мне повязку, – сказал Джоселин, повернувшись к доктору; по-видимому, он отвечал на вопрос, заданный до прихода Джейн. – И она же промыла рану.