Больше, чем любовница

Бэлоу Мэри

Он вернулся домой только к вечеру и тут же заперся в библиотеке с Куинси. Незадолго до ужина герцог все же позвал ее к себе.

Безупречно одетый, Трешем сидел в шезлонге. Его правая нога покоилась на подушке, и он, как обычно, хмурился. Увидев Джейн, герцог тотчас же заявил:

– Ни слова, мисс Инглби, предупреждаю, ни слова. Конечно, мне больно, и, конечно же, Бернард намучился, стаскивая с меня сапог. Но пришло время давать мышцам нагрузку, и мне пора выбираться из дома хотя бы днем. Иначе у меня совершенно испортится характер.

Джейн не ждала, что

после целого дня отсутствия он упомянет о произошедшем ночью. Все случившееся ей самой уже казалось сном. Но она знала, что были и объятия, и поцелуи. Более того, она прекрасно помнила, как изумилась, увидев герцога Трешема за фортепьяно. Он играл воистину божественно.

Глядя на нее с кривой усмешкой, он спросил:

– Вы думали, что это любовь, Джейн? Полагали, что это нечто красивое и чистое?

– Нет, ваша светлость. Я не настолько наивна, как вам кажется. Я понимаю, что мы оба были охвачены желанием, не более того. С какой стати самоуверенному и знающему себе цену светскому льву питать нежные чувства к служанке? И зачем вам опасаться, что такая женщина, как я, падет жертвой вашего мужского обаяния? Ведь вы в течение двух недель не очень-то стеснялись в выражениях, общаясь со мной…

Герцог, прищурившись, смотрел на девушку.

– Я мог бы догадаться, Джейн, что ваше слово вновь будет последним. Как глупо с моей стороны было предполагать, что я всерьез вас расстроил.

– Да, – кивнула Джейн. – Смею заметить, ваша нога опухла. Вам придется подержать ее в прохладной воде.

– И заморозить пальцы?

– Полагаю, что лучше испытать эти неприятные ощущения, чем наблюдать, как те же пальцы чернеют и отваливаются.

Джоселин поджал губы. Джейн на миг показалось, что в его глазах вспыхнули искорки смеха.

– Если вы собираетесь завтра с утра снова уехать из дома, ваша светлость, то я смею просить дать мне выходной.

– Зачем? – нахмурился Трешем.

У Джейн вспотели ладони при мысли о том, что ей придется покинуть Дадли-Хаус. Но она понимала: жить в страхе невозможно, надо что-то предпринимать.

– Мне пора искать другую работу, – сказала она. – К тому же вы и сейчас во мне не очень-то нуждаетесь. Более того, вы никогда во мне не нуждались, вам не требовалась сиделка.

– Так вы хотели бы уйти от меня? – спросил он, глядя на нее в упор.

Джейн заставила себя превозмочь боль. У нее не было причин жалеть, что придется покинуть дом герцога. Если, конечно, не считать того, что она узнала о Трешеме прошедшей ночью.

– Срок моей службы у вас так или иначе скоро закончится, ваша светлость, – напомнила Джейн.

– Кто вам это сказал? Какие глупости! Вам ведь некуда идти.

Джейн поняла, что еще остается надежда… Она уже подумывала о том, чтобы попросить герцога предоставить ей в Дадли-Хаусе место горничной, но все никак не могла решиться на это. К тому же она не знала, сможет ли остаться у герцога после произошедшего ночью. Однако в ее положении о гордости следовало забыть.

– Мы договорились, ваша светлость, что я останусь сиделкой при вас до тех пор, пока вы не сможете выходить из дома. На три недели.

– В

любом случае срок еще не истек. Не желаю и слышать о том, что вы ищете другое место. Пока что вы служите у меня, Джейн. Я плачу вам не для того, чтобы вы бегали по всему городу в поисках нового хозяина, который заплатит вам больше, чем я. Кстати, а сколько я вам плачу?

– Больше, чем я заслуживаю. Дело не в деньгах, ваша светлость.

Но герцог упорствовал.

– Не желаю ничего об этом слышать, – заявил он. – По крайней мере еще неделю. А завтра у меня найдется для вас работа. И я вам за нее хорошо заплачу.

Джейн недоверчиво взглянула на Трешема.

– Не стойте вы возле двери, будто хотите сбежать! Если бы я захотел наброситься на вас, то сделал бы это, и расстояние между нами не было бы мне помехой. Подойдите ближе. Сядьте сюда.

Он указал ей на стул, на котором она обычно сидела. Возразить было нечего. Джейн сделала то, что велел герцог, хотя рядом с ним ей стало еще сложнее – она почувствовала запах его одеколона, тотчас же вызвавший в памяти и все другие ощущения минувшей ночи.

– Завтра вечером я устраиваю у себя большой прием, – сказал Трешем. – Куинси написал приглашения, и они немедленно будут разосланы. Конечно, следовало бы уведомить приглашенных заранее, но я уверен, что и так приедут почти все. Не так уж часто я принимаю у себя, поэтому, несмотря на мою репутацию, от моих приглашений не отказываются. А может, репутация как раз способствует моей популярности.

Джейн решила – хотя и не стала говорить об этом, – что не будет выходить из своей комнаты весь вечер. Побледнев, она до боли сжала кулаки, так что побелели костяшки пальцев.

– Скажите мне, мисс Инглби, у вас есть наряд более приличный, чем тот, что сейчас на вас?

Нет, конечно, она не выйдет из своей комнаты.

– Мне он не понадобится, – заявила девушка. – Я не могу быть вашей гостьей. Я не гожусь на эту роль.

Трешем с усмешкой проговорил:

– В этом, мисс Инглби, вы абсолютно правы. Но вы не ответили на мой вопрос. И не делайте такое лицо. Вы сейчас похожи на капризного ребенка.

– У меня есть муслиновое платье, ваша светлость. Но я не надену его. Оно не соответствует моему положению.

– Завтра вечером вы его наденете. И вам придется как-то… причесаться. Я узнаю у Бернарда, какая из горничных умеет делать прически. Если таковой не найдется, я, возможно, приглашу горничную сестры.

Джейн чувствовала головокружение.

– Но вы же подтвердили, что я не могу быть вашей гостьей. Чтобы сидеть в своей комнате, мне ни к чему надевать муслиновое платье и делать замысловатую прическу.

– Не глупите, Джейн. Завтра я собираюсь накормить гостей ужином, а также предложить им карты и музыку – то, что обычно предлагается гостям, когда среди приглашенных есть дамы. Все дамы, знаете ли, умеют играть на музыкальных инструментах. Мамаши считают своим долгом обучить дочерей барабанить по клавишам или щипать струны. Думают, наверное, что так их дочерям будет легче проложить путь к сердцу и кошельку мужчины.