Больше, чем ты знаешь
Шрифт:
– О чем, ради всего святого, ты толкуешь?!
Высвободившись, Клер встала. Незашнурованное платье сползло с ее плеча. Нетерпеливо поправив его, она аккуратно разгладила атласную ткань на талии. Гладкая поверхность приятно холодила пальцы. Лицо ее, когда она вновь подняла на Рэнда глаза, было серьезным, даже невозмутимым, только голос слегка дрожал.
– Я помню, что ты мне говорил, – сказала она, – и верю, что ты всегда будешь хотеть меня, что чувства твои не померкнут со временем. Твоя любовь – бесценное сокровище для меня, Рэнд. Поверь, это так.
Рэнд заставил себя оставаться на месте. Мысль о том, что, разозлившись, он ничего не добьется, отрезвила его.
– Какой еще опыт? – с напускным спокойствием в голосе осведомился он. – Ты что, за дурака меня считаешь, Клер? Думаешь, я не догадался, что до меня у тебя никого не было? Так о чьих любовных связях ты толкуешь, черт побери? Своего отца?
– Нет, моей матери.
Вытаращив глаза, Рэнд ошеломленно уставился на нее. «Господи, – подумал он, – и как же я, идиот, не догадался?!» А ведь мог бы – Клер неоднократно намекала на это, да только он пропускал все мимо ушей. Обладай он той же чуткостью, что и Клер, давно бы сообразил и сам.
– Герцог Стрикленд! – воскликнул он наконец.
Клер кивнула. Губы ее раздвинулись в недоброй усмешке.
– Мой крестный. – Ощупью отыскав стул, она села, уронив руки на колени. – Наверное, мне бы следовало с самого начала рассказать тебе об этом.
– Не понимаю, зачем тебе нужно было это делать… во всяком случае, до сегодняшнего дня. Но если любовная связь твоей матери имеет какое-то отношение к нам с тобой, тогда конечно.
Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, Клер повернулась к нему.
– Да тут и рассказывать-то особенно нечего. Тем более что история вполне обычная. Я бы назвала это типичной слащавой мелодрамой, если бы в свое время она не причинила мне столько боли.
– Может, ты лучше расскажешь, а я потом сам решу? Клер на мгновение прикрыла глаза, словно собираясь с духом, затем слабо кивнула.
– Семья моей матери, занимая весьма скромное положение в обществе, обладала совершенно непомерными амбициями. Дед мой был бароном, чья неудержимая страсть к лошадям и постоянная игра на скачках заставили его пустить по ветру состояние, доставшееся ему от предков. Единственным приданым моей матери была ее редкостная красота, и, естественно, ее родня решила, что именно она позволит маме заполучить богатого мужа, а значит, и поправить дела всей семьи.
В первый же свой сезон моя мать произвела в Лондоне настоящий фурор. Ее окружали толпы поклонников, среди которых нашлось бы немало тех, кто бы мог с лихвой удовлетворить честолюбивые стремления ее родни, однако самой ей понравился Эван Маркхэм. Казалось, что герцог Стрикленд тоже потерял из-за нее голову. Если бедная мама и сообразила, что разница в социальном положении делает брак между ними невозможным, то она никак этого не показала. А может, просто надеялась, что влюбленный герцог пренебрежет условностями. Не знаю, далеко ли зашли к тому времени их отношения, но к концу
– Тогда он был всего лишь мистером Банкрофтом, обычным профессором. Но его интерес к естественным наукам не был простым увлечением дилетанта – нет, отец был настоящим ученым! – с кривой усмешкой добавила Клер. – По мнению родственников моей матери, это был мезальянс. Все были уверены, что мать вышла за него просто потому, что не могла стать женой другого.
– То есть Стрикленда? – подсказал Рэнд. Клер пожала плечами.
– Скорее всего. Впрочем, не знаю. Сказать по правде, я всегда подозревала, что брак моих родителей был делом рук моего крестного.
Прищурившись, Рэнд с сомнением посмотрел на Клер.
– Интересно, что заставило тебя так думать?
– Так… кое-какие мелочи… намеки… случайные разговоры, которые удавалось услышать. Через много лет я связала все это воедино и поняла…
Только сейчас Рэнд сообразил, что потрясающая догадливость Клер вовсе не следствие ее слепоты – она вырабатывалась годами, когда умная, наблюдательная девочка училась делать выводы из того, что ей удавалось услышать.
– Стало быть… все это тебе не родители рассказапи? Клер рассмеялась.
– Господи, конечно, нет! Даже Стикль, которому не откажешь в откровенности, никогда не обсуждал со мной такие вещи!
– Однако тебе все-таки стало известно, что между ними что-то было?
– Да, конечно. Моя мать часто брала меня с собой в Эбберли-Холл. Думаю, она рассчитывала, что мое присутствие заставит злые языки умолкнуть. В конце концов, как-никак я ведь была его крестницей, верно? И что могло быть естественнее, чем съездить навестить крестного, когда он гостит в своем загородном доме?
– А твой отец знал?..
– Что мы с мамой ездили туда? Да, само собой. Об их отношениях? Возможно. Во всяком случае, меня он об этом не спрашивал. Я очень уважаю его за это. Должно быть, он догадывался, что мне кое-что известно… но отец был слишком благороден, чтобы заставить меня выбирать между матерью и им самим. Он никогда не задал мне ни единого вопроса… никогда! – Клер вздохнула. – Сказать по правде, Рэнд, не думаю, чтобы он так уж сильно любил маму… да и меня тоже. Пока в его жизнь не вошли Тиаре и Типу, я готова была поклясться, что единственная любовь сэра Гриффина – это наука.
Рэнд ничего не сказал. Заставлять Клер поверить в то, что отец любил ее только потому, что она мечтала об этом? «Глупо», – решил он. Тем более что он и сам сильно сомневался в этом.
– Жена герцога, произведя на свет мертвого младенца, последовала за ним, – продолжала Клер. – Останься она в живых, все бы, может быть, сложилось по-другому, но герцог, вне себя от горя, вспомнил о моей матери. Я тогда была еще совсем маленькой. Думаю, Стикль попросил разрешения сделать что-нибудь для меня, и мать согласилась, чтобы он стал моим крестным.