Большевистское подполье Закаспия

Эсенов Рахим Махтумович

— Как относится мирное туземное население к борьбе существующей в области власти с большевиками? Если сочувственно, то почему оно до сего времени не принимает в этом активного участия в виде внесения податей п добровольных пожертвований деньгами и натурой? ³⁷

Комментарии, как говорится, излишни.

Как это, так и многие другие мероприятия белогвардейского правительства, не отказавшегося от царской политики реквизиций, ущемляли интересы коренного населения. Если па имущество дайхаи власти покушались в «законном» порядке, якобы во имя борьбы с большевиками, то их представители на местах грабили и мародерствовали открыто. Так, начальник красноводской, а затем ашхабадской милиции Алания взломал

в доме одного джебельского жителя сундук и присвоил 20 тысяч рублей. Белогвардейские чины нередко задерживали на дорогах туркмен, обыскивали их, отбирали деньги и продукты, избивали. Интервенты и белогвардейские войска громили санитарные поезда, чинили зверства над мирным населением прифронтовой полосы³⁸.

Чтобы держать эксплуатируемые массы «в узде», не дать им объединиться, правящая верхушка не брезговала ничем — сеяла межплеменную вражду, поддерживала религиозные и домостроевские формы адата и шариата. А русская белогвардейщина не скрывала свои шовинистические чувства даже по отношению к своим партнерам — лидерам национальных «верхов». «В Закаспийской области, — говорилось в одной из докладных на имя Деникина, — необходимо назначение твердой военной власти. Во главе Управления должен стоять непременно русский человек». Так было не только на словах, но и на деле. Ораза Сердара сменил генерал-лейтенант Савицкий. 4 февраля 1919 года упразднили должности помощников управления внутренних дел, и один из них — Махтумкули-хан — остался «за штатом па общем основании». 2 января 1919 года в решении последнего заседания Временного исполкома, создавшего «Комитет общественного спасения», говорилось, что его члены «должны быть русскими по убеждению». Член белогвардейского правительства эсер Курылев с откровенным цинизмом заявлял: «Мы уже потопили восемнадцать этих мерзавцев туркмен, скоро уничтожим и других» ³⁹.

Неприкрытый шовинизм в Закаспии воцарился особенно с приходом деникинских войск во главе с монархически настроенными белогвардейскими генералами и офицерами.

Местное население по-разному выражало недовольство антинародной политикой белогвардейского правительства. Дайхане, несмотря на агитацию и угрозы белых, фуража для белогвардейско-националистической конницы не подвозили, а принудительные поборы вызывали их отчаянное противодействие. Иомуды, проживавшие в предгорьях Копетдага. прослышав о реквизиции верблюдов, откочевывали в Иран. Население саботировало распоряжения властей, на увещевания «содействовать борьбе с большевиками» никак не реагировало. На нефтяных промыслах острова Челекен туркмены портили изоляторы, между Кара-Кала и Чикишляром скотоводы кочевники разрушили телеграфную линию. Туркмены-рабочие отказывались ехать на фронт, на разборку и ремонт железнодорожных путей.

В январе 1919 года власти арестовали старшину Аннатагана Союнчева «за укрывательство лица, положившего рельсу на железнодорожное полотно, каковое лицо ему известно, но указать он его не хочет». Тогда же возле станции Геок-Тепе было похищено около 700 шпал. «Местной туземной администрацией меры не принимаются, — жаловался правительственный чиновник. — Вообще туркмены некоторых прилегающих к полотну железной дороги аулов держат себя вызывающе». 7 января туркмены задержали в Геок-Тепе белогвардейского участкового комиссара, который «подвергся насилию с их стороны» ⁴⁰.

Часть дайханства после кровопролитных летних боев 1918 года, когда погибло немало обманутых туркмен, осознала гибельность политики продажных национальных «верхов», находившихся на услужении интервентов и белогвардейщины. 18 августа в Мерве советское командование приняло делегацию мирного туркменского населения. Как сообщала 20 августа газета «Трудовая мысль», от имени жителей окрестных аулов делегаты заявили, что трудовые люди пс хотели п не хотят воины с Советской властью, по их запугивают

и насильно мобилизуют в белую армию. По теперь, прозрев, они поняли, какую цель преследовали баи и феодалы. Делегация заверила, что туркмены добровольно разоружатся, возвратятся к мирному труду и к следующему базарному дню доставят для города все необходимые продукты.

Особенно опостылели пароду мобилизации в белогвардейскую армию для ведения ненавистной войны. Против них мужественно выступил вождь рода геркез Аллаяр Курбанов. В Кара-Кала и Кизыл-Арвате в многолюдье он смело призывал местное население не подчиняться белым властям, не записываться в их армию, не слушаться авантюристов, ввязавшихся в войну с большевиками. В октябре протестовало против мобилизации туркменское население Бахардена. Эти настроения перекинулись и в белую армию, особенно в те части, где служили туркмены: в десяти полках замечалось сильное разложение, участились случаи перехода на сторону советских войск. Много туркмен перешло к красным под Мервом и Тедженом. «Мобилизованные местные жители готовы перейти к нам целыми частями», — говорилось в телеграмме Туркестанского Совнаркома от 18 ноября 1918 года.

Настроения коренного населения красноречиво выразил открытый протест солдата так называемого Ашхабадского добровольческого отряда Акбера Мамедова. Он отказался от нового обмундирования, заявив, что не желает больше служить в белогвардейских войсках, и потребовал отпустить его домой. Арестованный А. Мамедов смело бросил офицеру: «В отряде дисциплина старая… Пусть расстреляют, и то лучше будет».

Деникинское командование пыталось пополнить свое разбегавшееся воинство бывшими джигитами туркменского дивизиона. Но мобилизованные джигиты во всеразбегавшееся воинство бывшими джигитами туркмен.

Среди белогвардейских документов часто встречаются доклады с мест, свидетельствующие о беспомощности властей, об открытом недовольстве масс, о росте их активности. Белогвардейская эсеро-меньшевистская администрация причины неповиновения искала в национальных особенностях туркмен, которые, мол, вообще не признают никакого начальства и авторитета — ни «своего выборного», пи назначенного белогвардейского⁴². Но дело, разумеется, было не в национальных особенностях «туземцев», а в том, что, чем больше изобличало себя белогвардейско-националистическое правительство, реставрировавшее старые порядки, усиливавшее сбор податей, принудительные мобилизации, реквизиции и т. д., тем быстрее росла сознательность дайханских масс, тем активнее сопротивлялись они властям.

С конца 1918 года коренное население все чаще и чаще открыто выражало свое враждебное отношение к белогвардейскому правительству. 28 ноября «Голос Средней Азии» отмечал, что отдельные туркмены публично призывали народ не повиноваться властям.

В середине августа в Иолотани взбунтовалось племя сарыков. Джигиты из этого племени, ворвавшись в управление комиссариата, забрали находившееся там оружие, конфискованное у населения. Созданная в аулах милиция не выполняла распоряжения властей. Туркменские всадники, находившиеся па услужении у белогвардейцев, нападали в Байрам-Али на частные лавки, на базар, устраивали погромы. Начальник местной милиции, отчаявшись справиться с ними, обращался за помощью в штаб английских войск.

Убийства представителей белых властей, нападения па них со стороны местного населения совершались столь часто, что белогвардейское министерство внутренних дел ввело специальную систему учета таких явлений. Вот несколько примеров: житель Гасан-Кули Бердыклыч Мамед напал на белогвардейского полковника; люди из иомуд-ского аула Бегельке вблизи местечка Ходжа-кала напали на сельского старосту и ехавших с ним офицеров, один из офицеров был убит; на Кара-Богаз-Голе, в Мангышлакском уезде, туркмены на 25 верблюдах напали па нефтяной промысел, обезоружили сторожей, разгромили казенное хозяйство⁴³.