Большие гонки
Шрифт:
Дэнис кивнула. Она обвела помещение рукой и спросила:
– Как же ты все это устроил?
– Большая часть из того, что ты здесь видишь, украдена.
– Украдена?
– Я же вор. Мелкий такой жулик. Хватаю все, что плохо лежит, и пускаюсь в бега. Остальное куплено на деныи от продажи краденых вещей.
– По этой причине тебя и задержали сегодня?
– Вот это как раз самый интригующий вопрос. Я до сих пор не понимаю, почему именно сегодня на меня надели «браслеты»?
– Это все очень дорого стоит...
– Дэнис опять повела рукой.
– Ошеломляюще дорого!
– Восемьдесят две тысячи кредиток, - равнодушно сообщил Трент.
– Примерно. Хочешь переодеться? У меня есть запасной халат.
Дэнис не ответила. Она обошла бассейн, остановилась в шаге от воды и покачала
– Это просто невероятно!
– Что именно?
– спросил Трент.
– Иметь запасной халат? Большинство людей имеют сменную одежду.
– Ты затратил восемьдесят тысяч кредиток на комнату?!
– Я отличный вор.
– Давай халат, - сказала девушка странно угасшим голосом.
– Джонни?
– Да, хозяин.
– Принеси, пожалуйста, халат для Дэнис.
– У него голос твоего Образа?
– поинтересовалась девушка.
– Да.
– Он не похож на голос Ральфа.
– Ты все еще помнишь Ральфа Мудрого и Могучего?
– воскликнул Трент.
Он соскочил с кровати, пробежался по комнате. Заговорил страстно, рубя воздух ребром ладони:
– Я создал его, еще когда жил в Комплексе. Врубил в Инфосеть, когда началась Беда. В последний раз вошел с ним в контакт, когда попал в каталажку на городском пункте миротворцев. Ральф связал меня с неким ИРом, который называл себя Кольцом. Вот это Кольцо и помогло мне сбежать. После побега и всяких других приключений я больше никогда не слышал о Ральфе. Он не имел самовосстанавливающейся программы, и я ничем не мог помочь ему. Скорее всего, какой-нибудь наблюдатель из миротворцев все-таки сумел настичь его. Они несколько раз очень тщательно обыскивали дом доктора Монтинье и, конечно, обнаружили, каким образом Ральф появился на свет. Уничтожить его было делом техники. Только через несколько месяцев после той заварушки я получил возможность вновь войти в Инфосеть. Но Ральфа нигде не было.
– После короткой паузы Трент продолжил: - Знаешь, как трудно быть Игроком, не имея Образа? Практически невозможно. Тогда я и создал Джонни.
– Он даже не подумал о том, что выдал Деннис свою тайну - имя внедренной в виртуальное пространство программы. Только Джимми и Джоди Джоди знали его.
– В тот момент, - снова заговорил Трент, - когда я начал составлять эту программу, я очень горевал о Ральфе. Все, чего я добивался, это создать его виртуальную копию, способную отфильтровывать информацию, проходящую через Инфосеть. И, конечно, прикрывать меня, когда ангелы сети начнут охоту за новоявленным пришельцем. Но так случилось, что он пришелся по душе Джоди Джоди. Они стали друзьями. Образ даже сменил имя, теперь он называет себя Джонни Джонни. Однажды он заявил, что ощущает Джоди как свою сестру. У меня нет полной уверенности, что я полностью разбираюсь в их взаимоотношениях, но одно я уяснил точно: Джонни оказался более живым, чем Ральф, если можно так выразиться.
– Вот это здорово, хозяин!
– возмутился робот.
– А как же я?!
Трент не обратил на его восклицание никакого внимания:
– Мы с Джонни Джонни несколько раз очень удачно натырили.
– Натырили?
– Это словечко из-за Грани. Оно означает «украли». Дэнис странно изменившимся голосом повторила:
– Украли...
Трент сел на кровать и спросил в упор:
– Не одобряешь?
– Не знаю, - честно призналась девушка.
– Я никогда не могла представить, что ты можешь что-то тырить.
– Она ударила себя по губам и рассмеялась: - Представляю, что сказала бы Дженни?! Она была такой поборницей чистоты языка.
Однако Трент отнесся к ее словам с полной серьезностью:
– Хороший вопрос. Мы, по-видимому, никогда не узнаем, как она погибла. Я не краду у друзей, Дэнис. Я беру только те вещи, которых у кого-то слишком много.
– И это, конечно, ты решаешь, у кого именно?
– Ты забыла, я - убежденный пацифист.
– Не понимаю, при чем здесь пацифизм?
– Слова, - заявил Трент, - это далеко не то же самое, что реальность.
– Не понимаю.
Он внезапно замер, захлопнув рот ладонью:
– Господи, да ты же можешь читать мои мысли! Возможно, ты единственный человек на земле, кто обладает подобным даром. Я хочу сказать: все, что я наговорил тебе сейчас, это не более чем сотрясение
К девушке подкатил робот и голосом Джонни Джонни сообщил:
– Ваш халат, мадемуазель.
– Спасибо.
Она приняла светло-желтый махровый халат. Он был явно велик ей. Тренту тоже. Дэнис оглядела его со всех сторон, потом с недоумением посмотрела на юношу: для кого он его хранит? Для Бориса?
Тот, не замечая ее взгляда, продолжил:
– Если бы я испытывал желание кого-то исправить или, скажем так, наставить на путь истинный, я прежде всего попытался бы убедить заблудшего. Предположим, что грешник уважительно относится ко мне, и я тоже пользуюсь у него авторитетом. В таком случае я постарался бы использовать эту точку опоры, чтобы убедить его вернуться к свету истины. Если же слова не помогут...
– Он перевел взгляд на Дэнис и снова заговорил - азартно и убежденно: - Если и эта мера не даст результатов, можно применить насилие: физическое или ментальное. Я отдаю отчет, Дэнис, что с этической точки зрения вряд ли можно оправдать насилие, тем более если есть возможность избежать его. Но когда я имею дело с Игроком в сети, чье поведение кажется мне предосудительным, или с бизнесменом, который нанес ущерб людям, вступившим с ним в деловые отношения, или с торговцем наркотиками, когда я краду у этих уродов, я вправе поступать с ними соответствующим образом. У меня есть на это моральное право. И они сами прекрасно знают об этом. Когда я предупреждаю, что не надо пытаться обвести меня вокруг пальца, они не имеют права игнорировать мои слова.
Дэнис посмотрела на него с удивлением:
– Ты имеешь в виду, что люди под угрозой хищения принадлежащей им собственности начнут подчиняться тебе и будут соблюдать общепринятые нормы?
– Нет, нет и нет!
– горячо возразил Трент.
– Постарайся понять! Никто никому не обязан подчиняться. В большинстве случаев я краду вещи, за которые уже как бы заплатил. Таковы правила игры, и никаких других правил в бизнесе быть не может. Если тебя надули, ты не имеешь права оставаться в долгу, иначе по миру пойдешь.
– Он усмехнулся и покачал головой, вновь обращаясь к Дэнис: - Сложная механика, не правда ли? Если кто-то нанес мне ущерб, причем сознательно, последующей кражей собственности я как бы возмещаю его. Но это еще не все и даже далеко не все.
Дэнис улыбнулась:
– Ох, Трент, я никогда не могла понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.
– На этот раз все вполне серьезно.
– Все?
– Да.
– Все-все?!
– Хорошо, пусть то, о чем я только что говорил, шуточки. Результат от этого не меняется.
– Какой результат?
– Полная мешанина или, скажем так, неразбериха в мозгах. Полный отрыв моральных норм от законов деловой жизни. На мой взгляд, это происходит только потому, что большинство из тех, с кем я общаюсь - ну, одним словом, мои друзья, соседи, знакомые, - не обладают чувством юмора. На прошлой неделе я хотел нарядиться клоуном и в таком наряде явиться на мессу в Храм - видела дверь перед лавкой Кендела? Предложил моим ребятам поучаствовать в представлении. Никто не отважился! Все боятся преподобного Энди, - с презрением проговорил Трент, - и только потому, что тот однажды убил одного шутника, пытавшегося ограбить Храм. Одним ударом уложил его замертво.
– А ты его не боишься?
– Ну, побаиваюсь, конечно, - признался Трент, - но я ведь вовсе не собирался изображать какого-то сногсшибательного клоуна, чтобы все раскрыли рты от удивления. Без всяких там ходулей или котурнов. Я хотел нарядиться скромно, но со вкусом. Ну и рожу размалевать, естественно. Ничего лишнего - так, чтобы в случае, если мне придется спасаться бегством, я мог бы мчаться как стрела.
– Дэнис засмеялась, а Трент увлеченно продолжал заливать: - Джимми, например, заявил, если мы, вырядившись придурками, вдруг помчимся в клоунских костюмах по Флашинг-авеню, а преподобный Энди с палкой в руке бросится за нами следом, мы тем самым проявим неуважение к местным обычаям. Он добавил, что подобной пробежкой мы докажем жителям нашего района, что у нас нет чувства собственного достоинства или чего-то в этом духе.