Большое сердце
Шрифт:
Снаряды рвались у самых окопов — то впереди, то сзади. И вдруг все стихло. Сквозь дым и пыль, поднятую взрывами, Кочетков заметил впереди фигуры людей. Они выступали все явственней. За первой цепью двигалась вторая, третья. Новая атака!
— Приготовиться к бою!
— Огонь!
И тут началось. Атака, артобстрел… Атака, артобстрел… Уже вся высота окуталась дымом, почернела. Потерян счет времени. Но солнце еще высоко, и надо ждать: противник появится снова.
Нервы у Василия Кочеткова были напряжены до предела. Его лицо почернело до неузнаваемости, только по-прежнему блестели
Отбита четвертая атака. Передохнуть бы! Но еще не успели остыть славно поработавший пулемет Бурдова, стволы автоматов и винтовок, как показались новые цепи. Это были автоматчики в черных мундирах. Они шли самоуверенно, во весь рост, думая одним своим видом устрашить гвардейцев.
— Вот она «психическая»… эсэсовцы… — проговорил Василий Кочетков, еще сильнее сжимая в руках автомат. — Держись, ребята, покажем им, где раки зимуют!
— Ничего, сметем и черных! — раздался в ответ бодрый насмешливый голос Григория Штефона. Он был известным балагуром, никогда не унывал. И сейчас, услышав его голос, солдаты по старой привычке засмеялись:
— Всыплем по пятое число!..
А по цепи снова — уж в которой раз! — передается приказ командира взвода:
— Без моей команды огня не открывать!
Все ближе вражеские цепи. Уже слышно, как гитлеровский офицер подает команды. Все нетерпеливей взгляд гвардейцев в сторону командира. Но выдержка, выдержка, друзья! Она приносит победу.
И вот оно, долгожданное: «Огонь!»
Ливень свинца ударил по врагу. Один за другим падают эсэсовцы. Подпрыгнув, рухнул на землю долговязый, с железным крестом на груди офицер, который шел впереди. Гитлеровцы в замешательстве.
— В контратаку на врага, за Родину, вперед! — скомандовал Кочетков и первым выскочил из окопа.
Перескакивая через вражеские трупы, гвардейцы ринулись за своим командиром. И да было силы остановить эту лавину. То, что не сделала пуля, доделал штык. Враг был смят, разбит наголову.
Никто, не заметил, как пуля пронзила левое плечо командира. Не заметил этого вначале и Кочетков. Он даже удивился, увидев стекающую с руки кровь, но, когда возвратился на свой наблюдательный пункт, был бледен и едва держался на ногах.
Сняв гимнастерку, он приказал связному перевязать себя и никому не говорить о случившемся.
…Солнце, неимоверно палившее весь день, солнце, от которого негде было укрыться, ушло за соседнюю высоту. Надвигалась черная южная ночь. Пересилив боль, Кочетков с помощью связного вылез из окопа и обошел свой взвод. Он решил поговорить с каждым солдатом, выяснить настроение, воодушевить, потому что всем было ясно, а командиру тем более, что враг на этом не остановится и, может быть, предстоит выдержать еще более сильный натиск.
Разговаривая с бойцами, Кочетков боялся одного — не выдать своего ранения: это могло плохо повлиять на настроение солдат. Приходилось напрягать всю силу воли, чтобы превозмочь боль в плече.
Выделив дежурные огневые средства, командир приказал всем свободным солдатам и сержантам отдыхать. Но сам он, несмотря на ранение и неимоверную усталость, не сомкнул глаз. Зорко наблюдая за гребнем высоты, за флангами обороны взвода, Кочетков чутко
Выдержат ли те, что остались в живых?.. Ведь осталось так мало.
Рассвет подкрался незаметно.
Еще не появилось солнце, как за гребнем высоты послышался шум моторов, а через некоторое время на фоне неба показались первые вражеские танки.
Начинался день 17 августа 1942 года.
— Один, второй, третий… — считал командир машины с огромными белыми крестами впереди и на бортах. — Приготовить противотанковые гранаты!.. Восемь… Десять… «Эх, огоньку бы!» — подумал Кочетков, хотя знал, что артиллеристы еще не успели подойти на поддержку. — Еще два! — Двенадцать танков против шестнадцати человек!
Собрав всю свою энергию, обессиленный потерей крови и бессонными ночами, командир взвода приподнялся над окопом и обратился к своим, питомцам:
— Товарищи гвардейцы! Фашистские танки мы должны остановить во что бы то ни стало. Вспомните, как наши товарищи защищали Москву… Нам тоже некуда отступать. За нами Сталинград… А впереди победа!
Низко над головами с воем пронесся вражеский снаряд, потом еще, еще.
— Гранаты к бою, вперед! — скомандовал Кочетков.
Гвардейцы разом подались вперед, полетели первые гранаты. Завязалась неравная схватка. Танки, на ходу ведя огонь из орудий и пулеметов, наседали. Но вот в привычном гуле машин, грохоте рвущихся снарядов и свисте вражеских пуль послышалось два взрыва. Молодцы, ребята! Два танка с подорванными гусеницами закружились на месте.
Командиру стало все трудней управлять боем. Он видел, как один за другим падают и не поднимаются сраженные вражеским огнем бойцы. А танки стальной лавиной неумолимо движутся вперед, прямо на окопы гвардейцев… Наступил самый решительный момент. Выдержат ли нервы? Не струсит ли кто, не испортит ли все дело?
Нет! Уральцы никогда не подводили. Недаром у сердца почти каждого воина лежит комсомольский билет. Недаром их Родина назвала гвардейцами, а гвардия не отступает!
Вот один из солдат вскакивает и с криком «За Родину, вперед!» бросается со связкой гранат под танк. Взрыв. Герой погиб, но фашисты дорого заплатили за его жизнь: третий их танк был выведен из строя.
Беспримерный подвиг героя воодушевил воинов, влил в них новые силы и решимость. Гвардейцы выскочили из окопов и ринулись на танки, забрасывая их гранатами. Послышались новые взрывы. Остановился четвертый танк.
У противника осталось еще восемь машин. Василий Кочетков настолько обессилел, что не мог двигаться. Едва приподняв голову, он осмотрелся: сколько гвардейцев еще в строю? Василий Чирков, Михаил Степаненко и Михаил Шуктомов… Только трое против восьми танков. Но гитлеровские танкисты уже заколебались. Увидев, как запылал четвертый танк, несколько вражеских машин повернуло обратно. Два танка продолжали еще двигаться вперед, непрерывно ведя огонь из пушек и пулеметов. Тогда оставшиеся в живых бойцы бросаются с гранатами на них, выводят их из строя и погибают сами.