Большое сердце

Рябинин Борис Степанович

«Город Каменское, Днепропетровской области, Славянская улица, 7/3.

Дорогие, любимые, как жаль, что вижу лишь ваш отпечаток. В то время, как вы от меня далеко, далеко…»

Ей хотелось сказать многое, а места на карточке не было. Она написала на немецком языке свое имя и фамилию, затем снова на русском «тюрьма — Берлин. 19/VIII—44». Нарисовала кандалы и дрожащей рукой вывела еще три строчки:

«Хочу видеть вас еще раз и тогда была бы счастлива. Родные, целую вас крепко. Ваша дочь

и сестра».

Вероятно в это время раздался звонок: тюремный диспетчер, ведающий точным временем вывода на казнь, торопил, и Галина в уголочке справа, обращаясь к родным и ко всем советским людям, успела дописать лишь одно слово:

«Прощайте!»

* * *

Через несколько лет после войны я разыскал адрес Галиной матери и встретился с ней. Пока я рассказывал Ирине Павловне Романовой о героической борьбе и трагической судьбе ее дочери, она молчала. Только глаза ее — большие и темные — выражали безмерное горе.

— Скажите мне, как они убили Галочку? — тихо и настойчиво спрашивала мать.

Не хватило сил при первом разговоре произнести слово «гильотина». Я попытался уклонится от прямого ответа и стал расспрашивать о детских годах дочери.

— Она рано лишилась отца, — говорила мать. — Мне казалось, что я не сумею выучить ее и вырастить мальчиков. Но спасибо нашей власти, не дали дочери простой работницы остаться без знаний. Галина умела ценить и ласку большой советской семьи, и мою ласку.

Ирина Павловна раскрыла ящик старинного комода и вынула тщательно завернутые в цветной кусок материи документы и фотографии Галины. На одной — девушка с пышными, опускающимися на плечи, вьющимися волосами. Глаза серьезные, как у матери, круглый подбородок приподнят, губы раскрыты, и вся она точно желает вам сказать что-то теплое, приятное.

Натруженные руки Ирины Павловны положили на стол произведения Пушкина, Горького, Шолохова и Николая Островского.

— Это ее любимые писатели. В одну ночь Галочка прочитывала книгу. Она была жадная к знаниям, к настоящей жизни. Разве могла она мириться с позором быть у кого-нибудь рабыней! Разве могла она в Германии хоть на минуту забыть нашу родную землю! Из ее писем я уже чувствовала, я уже знала многое. Хотите их прочесть?

…Пожелтевшие от времени листки, некоторые со стершимися буквами, но это живая Галочка сквозь годы говорит с нами страстным и нежным, голосом.

22 октября 1942 года Галина пишет из Берлина матери:

«Хотела бы вас всех увидеть хотя бы на минуточку. Нет, не на минуту, а навсегда. Навсегда возвратиться и быть там, где я полезна нашему народу».

Позднее, когда деятельность подпольной организации «Интернациональный Союз» дала уже ощутимые результаты, Галина не могла удержаться, чтобы намеком не дать знать о счастье, которое она нашла в борьбе.

«Дорогая мамочка! У меня есть один секрет, касающийся только меня. Сообщу тогда, когда буду иметь успех… Только прошу, не волнуйтесь.

Это очень хорошее начинание… Вы можете услышать лишь тогда, когда я буду около вас. А это будет, я не теряю надежды».

Не сбылись надежды Галины Романовой. Им не дали сбыться враги, казнившие в тюрьме Плёцензее девушку-борца. Но, как писал Юлиус Фучик, «человек не становится меньше от того, что ему отрубят голову». Не в силах были фашисты заставить умолкнуть верную дочь Советской Отчизны. Она и сегодня среди нас!

* * *

В дни своего последнего посещения Днепродзержинска я с Николаем Романовым обошел исторические места города, которые были близкими, родными для его сестры.

С небольшого возвышения смотрим на металлургический комбинат, раскинувшийся у живописного правого берега Днепра. Николай с гордостью показывает цеха красавца завода, тепло говорит о коллективе блюминга, где он приобрел квалификацию сварщика, нашел после армии чутких, заботливых товарищей. Он вспоминает, что с этого места они с Галинкой любили вечерами глядеть на золотисто-огненное зарево, поднимающееся над домнами в момент выпуска металла.

Через некоторое время мы с улицы Заварихина свернули в переулок и остановились перед домом № 5, на котором висит гранитная доска с надписью:

«Здесь в период немецкой оккупации находился штаб отряда партизан Отечественной войны».

Входим в небольшой дворик. Нас приветливо встречает старшая дочь Евдокии Семеновны Кириенко — Лидия Гавриловна — и дочка героически погибшего Петра Кириенко. Завязывается беседа. Лидия Гавриловна рассказывает о подпольной деятельности матери и брата, о том, как в январе 1943 года Евдокию Семеновну, Петра Кириенко и других подпольщиков эсэсовцы расстреляли у стены коксохимического завода.

— Вы видели наш памятник Славы лучшим людям города? — спрашивает Лидия Гавриловна. — На нем имеются имена и наших любимых.

На небольшой, всегда многолюдной площади, в окружении молодых деревьев, цветочных клумб и газонов, стоит воздвигнутый в первые годы Советской власти памятник Освобождения. Мощный постамент легко держит на себе высокую отточенную бетонную колонну. На вершине ее возвышается человек, разорвавший на своих руках цепи рабства. В страстной, порывистой фигуре ощущается торжество победителя и внутренняя могучая энергия борца, готового свершить новые подвиги.

Под этой стремительной фигурой, отлитой рабочими Днепродзержинска, на стенках пьедестала начертаны имена героев гражданской и Великой Отечественной войн. Возлагая живые цветы на братскую могилу у подножия памятника, люди с глубоким уважением читают среди других славных имен имена матери и сына Кириенко, комсомолки Любы Тарасовой — близких друзей и наставников Галины Романовой.

И тут, у подножия памятника Славы, приятно слышать из уст рабочих, что они помнят Галину Романову, что ее бесстрашие, ее верность Советской Родине служат светлым примером для подрастающего поколения.