Большой серафим
Шрифт:
Преклонив колени в столовой, женщина молилась у радиоприемника, из которого доносился «Реквием» Моцарта. «Этого еще недоставало, – подумал Альварес. – И без того страшно. Ах, нет, – поправил он себя, – недоставало вот кого». Из телефонной будки вышла Бланчета, на цыпочках прошла в столовую, встала на колени. Хильда откинула челку со лба и бросила на Альвареса многозначительный взгляд.
Когда месса закончилась, хозяйка встала и принялась распоряжаться:
– Хильда, накрывай на стол. Жизнь, девочка, продолжается.
Альварес
– Корабль тонет, но капитан не уходит с мостика, – заметил старый Линч.
– Если позволите, сеньор Альварес, я вас введу в курс дела, – начал Камполонго. – Правительство сорвало с себя маску. По радио все сообщают открытым текстом, то и дело передают церковные службы и отеческие наставления, совершенно неуместные.
– Почему неуместные? – возразил Линч. – Не следует терять головы: вот увидите, дело пойдет на лад.
Альварес, который не хотел спорить с ним при Камполонго, шепнул старику на ухо:
– На лад? Это звучит горьким сарказмом, друг мой. Подозреваю, что вся машина вскоре разладится окончательно.
– И не сомневайтесь, – ответил Линч.
– Кажется, будто море гниет, – заявила Бланкита. – Такая уйма тухлой воды – это, должно быть, очень вредно. Не поверите, но мне от тухлой воды ужасно худо.
– Гадость, – поморщилась де Бианки Вионнет.
– Это повсеместное явление, – уточнил Мартин. – Разве вы не слышали сообщения из Ниццы? На всем европейском побережье…
Камполонго болезненно скривился:
– Оставьте в покое Ниццу и европейское побережье. Оглядка на другие страны – трагедия аргентинца. Хватит! У нас, сеньор Мартин, полно своих бед, и достаточно близко – в Некочеа, в Мар-дель-Сур, в Мирамар, в Мар-дель-Плата: великий страшный исход начался и у нас…
– Просто ужас. У меня сердце разрывается, – подтвердила Бланкита. – Бедняки собирают пожитки и толпами уходят неведомо куда. Видите: я не могу сдержать слез.
– Тщеславная, но мягкосердечна, – холодно заметил старик.
– Хорошо бы эти толпы, идущие неведомо куда, не забрели в наши края, – вздохнула де Бианки Вионнет, разводя руками.
– Обычно, – заверил Мартин, – они уходят в глубь страны. В этом Ницца и наши прибрежные селения сходятся.
– Далась вам эта Ницца, – поморщился Камполонго.
Мартин погрозил:
– Будете занудой – останетесь у меня без конца света.
– Этот юный задира прозревает истину, друг мой Альварес, – подчеркнул Линч. – Присутствовать при подобном зрелище – редкая удача, и особенно для таких людей, как мы с вами.
Альварес снова невольно хмыкнул.
– Я хочу одного – остаться здесь, – откровенно заявила де Бианки Вионнет. – Если и мы цыганским табором выйдем на улицу, я просто умру.
– Для чего? – спросила хозяйка. – Куда бы мы ни пошли, землетрясение настигнет нас все равно.
– Не задохнуться бы от воздуха с моря, – вставил
Сеньора де Бианки Вионнет возразила:
– Можно к чему угодно привыкнуть.
– Пусть море гниет, а подземные воды обратились в лекарство, – заявила хозяйка, – клиенты «Английского буканьера» до последней минуты будут наслаждаться напитками высшего качества и тонкими винами. Вернетесь по домам, не забудьте рассказать приятелям: нельзя желать лучшей рекламы.
Подогретая космическими явлениями, тема конца света продержалась весь обед, но когда подали кофе, уже исчерпала себя. Мать и дочь жестоко разругались. Бланкита вскричала:
– Ты просто не можешь смириться с тем, что я счастлива, красива, молода.
Мадам Медор не осталась в долгу:
– Ты на самом деле очень молода, моя Бланчета, у тебя вся жизнь впереди. – Добавила, тяжело дыша: – И пока я жива, тебе ее не загубит какой-то мордоворот.
– Взгляните, – обратился ко всем Линч.
Свет за окнами менялся, пышно и красочно, словно вспыхивали одна за другой не ко времени пришедшие зори. Пока все смотрели, Мартин на цыпочках вышел из столовой и заперся в телефонной будке. Хильда, намотав челку на пальчики, снова поискала глазами Альвареса; через несколько секунд она тоже вышла из столовой.
– Это должно было случиться, – убежденно проговорила мадам Медор. – Все просто помешались на деньгах. Владелица «Ла-Легуа» продала сосны, столетние, честное слово, они росли у нее вдоль дороги. Что уж говорить о политиках! Знаете, кто сейчас в правительстве заправляет? Деревенский дурачок Паласин, которого все называют «Большой Паласин»: еще вчера он клянчил милостыню, разъезжая на облезлой кляче.
– Вы приводите нравственные причины. Никто не принимает конец света всерьез, – пожаловался Альварес.
– Никто не верит в конец света, – уточнил старик и, помолчав, добавил: – О чем вы думаете?
– Ни о чем, – ответил Альварес.
Но это была неправда: он как раз думал: «На людях я жажду одиночества, оставшись один, жажду очутиться среди людей». И он снова сказал неправду:
– Сейчас вернусь.
Вышел из столовой, добрался до вестибюля, но что делать дальше, не знал. Завидев Хильду, окончательно решился на бегство. Девушка схватилась за ручку двери раньше него.
– В чем дело? – спросил Альварес.
– Я подслушала, о чем говорили Мартин и Терранова по телефону. Если поднять трубку в кабинете, то все слышно. Сегодня в полночь мадам Медор подарит Бланките кольцо. Потом Бланкита улизнет из зала и придет на берег, к скалам, где будет ждать Терранова. Она-то верит, будто убежит со своим любимым, но у этих прощелыг другие планы: они отнимают изумруд, дают ей пинка, не стану повторять куда, и правят с деньжатами в Буэнос-Айрес. Бедняжка Бланкита!
– Никогда не видел более самонадеянной девчонки.